Сергей Скрипаль - Мой друг – предатель

В голове все кружилось про пеленки для девчонки, я пытался уцепиться хотя бы за что-то, только бы долбаный Иван оставил меня в покое; в очередной раз выпытывал у Лисы, как ушел Сопля. Гена терпеливо повторял, что Юрка ничего особенного не говорил, просто сказал, что пошел за оставленными вчера дровами, заодно проверит мины и установит еще сигналок. Все.

В обед Шохрат вынес всем по большому куску черного хлеба, слегка смоченному сверху водой и густо посыпанному сахаром. Поели, запили водой – и вновь вперились мрачными взглядами в ландшафт. Гена жевал спичку за спичкой, ворчал, мол, хотя бы облака набежали, что ли, хоть какое-то развлечение для глаз, последить за тенями каменных пирамидок.

Издалека донесся знакомый звук вертолета, еле уловимый, но уверенный, настойчиво приближающийся. Мы схватили свои личные вещи и оружие. Первым спустился Шохрат, пробежал по перевалу на противоположную от блока сторону, на ходу цапнул Юркину панаму, сунул за «лифчик», спрятался за камни, выставил перед собой пулемет. Затем вниз скатился Малец – именно скатился, поскольку зацепился ботинком за камешек на краю природной лестницы; упал на бок, прижал к груди автомат и то ехал на заднице по осыпи, то скользил, как на лыжах, подошвами ботинок. У подножия пытался выровняться, но не смог и тяжело упал на бок. Сквозь пыль, поднятую Лехой, слышался мат Лисы, мало что видевшего в оптику.

Потом спустился я, без приключений. За мной неторопливо сходил Гена; он останавливался, приседал, всматривался через прицел.

Вертолет выскочил из-за гребня скалы, быстро пошел на посадку. Не успел коснуться колесами грунта, как из него посыпались ребята из смены. Я с удивлением и стыдом узнал Татарина и вчерашних парней. Подставил, называется. Выходит, ошибался вчера Негорюй, говоря о том, что явно больше недели придется нашей смене тут торчать. Накаркал на свою голову проблемы. Игорь приветливо вскинул руку и проорал сквозь свист винтов:

– Серый, держись… в полку особисты ждут… – И побежал дальше, залег за пирамидкой.

Сапер Каримов, по-идиотски ухмыляясь, вскинул руки во вчерашнем прощальном жесте, пробежал мимо меня, запнулся о долбаную вязанку дров, перелетел через нее, плюхнулся наземь, беззвучно заматерился, вскочил на ноги, ухватил-таки дрова одной рукой и исчез в пылевой занавеси. Наконец все покинули машину. В проеме борта показался Кулаков, махнул рукой, мол, вперед, загружайтесь! Внутрь скользнул Леха, опять зацепившийся носком ботинка за срез двери, загрохотал автоматом о металлический пол, вскочил на колени и уполз в сторону хвостовой балки. Шохрат метнулся из пыли, юркнул за Мальцом; мягко скользнул мимо меня Лиса со своей винтовкой, за ним уже на борт влез и я.

Весь полет в полк я молча сидел рядом с Кулаковым, чувствовал его тяжелый взгляд. Лицо мое пылало от стыда, нестерпимо давило уши, но я даже не смог сглотнуть слюну, чтобы ослабить давление на перепонки; казалось, что если не буду производить никаких движений, меня просто не заметят, и никто не будет прессовать за произошедшее. Как только «вертушка» оторвалась от земли, я попытался заговорить, как-то объяснить Кулакову, что у нас случилось. Но грохот двигателя позволял только орать во всю глотку, искажал слова, и командир просто махнул рукой в ответ на мои попытки, показал на уши и велел заткнуться.

Когда «Ми-8» сел на взлетке и стал заруливать на стоянку, стало гораздо тише. Я торопливо рассказал, как и когда исчез Сопилкин. Шохрат сунул в руки Кулакова панаму, Лиса кивком подтвердил сказанное мной, а Леха виновато пожал плечами. Я успел выложить все, что происходило с места нашей высадки до последней минуты пребывания на блоке; не умолчал и о том, что ударил Соплю и за что. Кулаков слушал молча, изредка поднимая глаза то на меня, то на кого-то из группы. Как только вертолет замер и лопасти остановились, капитан коротко сказал:

– Конт, драки не было! – обвел взглядом команду. – Надеюсь, всем понятно?

Парни собрали вещи и ушли в расположение. Только Малец неудачно потянул свое снаряжение; из перешитого РД сыпанулись заготовки для разгрузок, автоматные подсумки и пара мотков суровой нитки (собирался Малец попортняжничать, сшить новую сбрую, подлатать старую; а оно вон как обернулось). Леха как-то одним махом затолкал все обратно, повернулся лицом ко мне, подмигнул: «Держись, Серый, если что, поддержим… ну, сам знаешь…» – и заспешил за ребятами.

Капитан поторапливал, мол, успеете еще наговориться. Пошел следом. Остановился. Резко повернул ко мне усталое усатое лицо и напомнил еще раз, что никаких конфликтов не было.

– Сиди тут, жди, сейчас из комендатуры за тобой приедут.

Я даже из «вертушки» не стал выпрыгивать, сидел на алюминиевой скамье, смотрел сквозь потрескавшийся иллюминатор на серую бетонку взлетки, на такую же серую колючку дальше в пустынном пейзаже, на угадывающуюся на горизонте, тоже серую, гряду высоких горных вершин, пока борттехник не турнул меня с места:

– Чего расселся? Иди на двор!

Я чуть не расхохотался, несмотря на хреновое настроение. Надо же, на двор! Какое милое, домашнее слово – на двор! И как оно выпадает из этой гадской жизни. Все же улыбнулся прапорщику, выпрыгнул на бетонку, отошел метров на пятнадцать от машины, плюхнулся задницей в пыль и закурил помятую сигарету.

Летчики уехали на подскочившем «уазике», бортач возился внутри вертолета, погромыхивал чем-то там, затем из машины разнеслись знакомые звуки песни.

«Сомбади, сомбади, сомбади, сомбади йеэ-э-э-э-э… Сомбади, сомбади, сомбади, сомбади йеэ-э-э-э-э-э…» Кто это пел, до сих пор не знаю. Хотя эта мелодия и слаженные голоса либо трио, либо квартета часто звучат в моей голове, я никак не могу найти исполнителя. А эта песня была чуть ли не гимном у вертолетчиков того полка, от которого выделялись машины для выброски нашей и подобным нам групп. Каждый борттехник имел такую кассету и ставил ее в трофейный «Шарп» при удобном случае.

Через много лет после Афгана смотрел фильм Копполы «Апокалипсис сегодня». Помните, там есть сцена, когда вертолеты летят большой группой над рекой, и, заглушая рев двигателей, в воздухе носятся позывные радиостанции «Доброе утро, Вьетнам!» и вслед «Сатисфекшн» Роллинг Стоунз?! Вот такой же мощью звучала для нас и та самая «Сомбади».

Интересно все же, кто пел эту песню в восьмидесятом году? Ни мощный Фредди Меркьюри, ни скандальный Дэвид Боуи, ни входящий тогда в моду женоподобный Джордж Майкл не пели этой песни, как подсказывали мне знатоки музыки, не исполняли именно этой песни, хотя и есть в их творчестве что-то очень похожее.

Прапорщик уже опечатывал вертолет, когда вместе с большой тучей пыли к нам подскочила гауптвахтовская «таблетка». Начальник гарнизона майор Синий, не выходя из кабины, наорал на невиновного бортача, почему это подлежащий аресту находится не внутри «вертушки» и не под охраной. Борттехник устало пожал плечами и молча пошел по своим делам. Я же поднялся с земли, отряхнул штаны и влез под охраной двоих солдат с автоматами в салон «таблетки».