Владимир Першанин - Командир штрафной роты

Шагали очень быстро по проселочной дороге, навьюченные боеприпасами. Для подкрепления дали минометный расчет из четырех человек. Запас мин, штук шестьдесят, распределили среди бойцов.

Приходилось смотреть мне после войны фильмы, и всегда я не мог понять — для красоты, что ли, изображали идущих налегке бойцов. Ни тебе боеприпасов, ни индивидуальных пакетов. Шагают бодро удальцы с автоматами, в лучшем случае с запасным диском на поясе да парой гранат, и воюют целый день. Из воздуха, что ли, патроны получают?

Два диска, сто сорок патронов — это полчаса хорошего боя. Шинели, запасное белье, всякую хурду, вроде подметок, бритвенных принадлежностей, мелких трофеев, в обозе оставили, а шли тем не менее нагруженные, как ишаки. Даже я, командир взвода, которого никто не обязывал нести мины, цинки с патронами, и то тянул изрядный груз.

На ремне пистолет, запасной диск и две «лимонки». Больше не нацепишь. Как ни стягивай ремень — под тяжестью вниз сползает, а портупея, кажется, в мясо врезается. Поэтому еще один запасной диск, коробку на сто патронов и три гранаты в вещмешке тащишь. Там же индивидуальный медпакет. В голенищах яловых широких сапог два рожковых магазина и в планшетке, кроме документов, еще штук сорок патронов.

А как же меньше? Что впереди ждет — неизвестно. На костлявого Пашу Митрофанова, кроме своих боеприпасов, навьючили ящик с минами, а расчет Загорулько вместе с разобранным «максимом» тащат штук шесть коробок с лентами и перевязанные веревками два цинка патронов. Разведка, трое опытных бойцов, с ручным пулеметом идут впереди налегке. С ними два сапера, но мины где угодно могут быть понатыканы. С миноискателем целый день плестись будешь. Больше надежды на осторожность и интуицию.

Утренний туман окончательно рассеялся, жарит по-летнему горячее солнце. Рота растянулась метров на триста. Собьем на полчаса бойцов кучнее, а еще через полчаса опять появляются отстающие. Войной пока не пахнет, но я знаю, как внезапно взрывается тишина. Может, нас уже на мушке один или два пулеметчика держат из сосняка, метрах в пятистах от обочины. Привал. Илюшин с командирами взводов обсуждает дальнейший путь. Пора закруглять маршрут. Круча осталась позади, да и речку уже можно вброд перейти, а затем двигаться во фланг городка.

Загорулько со своим расчетом быстро собирают «максим» и по команде Илюшина дают несколько очередей по кустарнику напротив. Молчание. Начинаем переправу. Везет, что последние дни не было дождей. Вода в самом глубоком месте чуть выше колена, но ледяное течение едва не сбивает с ног. Разведка уже на том берегу. Переправляется первый взвод, за ним готовимся мы.

Залп раздается внезапно. Потом распадается на треск двух пулеметов, автоматные очереди и винтовочные хлопки. Стреляют человек тридцать с небольшого хребта из-за сосен. Вскрикнув, падают в воду один, второй боец из первого взвода. Люди на переправе — легкая цель. Тела тащит течением. Одного вытаскивают, второй исчезает в бурлящей струе вместе со станком пулемета, который он нес на плечах.

Два оставшихся в роте «максима», захлебываясь, бьют длинными очередями. К ним присоединяются «Дегтяревы», наш трофейный «дрейзе» и все остальные стволы. Минометчики тоже открывают огонь. Но командир расчета явно не снайпер. Мины летят с большим перелетом, не видно даже дыма от разрывов. Огонь из засады ослабевает. Немцы (может, бандеровцы?) рассредотачиваются. Бьют реже, но прицельно.

Пуля попадает в грудь одному из пулеметчиков третьего взвода. «Максим» на минуту замолкает. Старшина Букреев, разбросав ноги, стреляет из кавалерийского карабина и материт минометчиков. Сержант, командир расчета, крутит колесики бинокля, а два его подчиненных лихорадочно, как наперегонки, опускают в ствол мину за миной. Илюшин отпихивает минометчиков и трясет за шиворот сержанта:

— Ты куда свои «огурцы» швыряешь? В небо? Живо наблюдателя вон на тот камень.

Пули визжат совсем рядом. Наблюдателя подсаживают на обомшелый валун. Немцы переносят огонь на него. Но парень не из робких. Выкрикивает непонятные мне цифры корректировки. Сержант, отходя от страха, сам наводит миномет. Взрывы ломают молодые ели, поднимают клубы земли, дыма, целую завесу ломаных веток и хвои.

— Першанин, бери взвод. Всех, кроме Загорулько с расчетом, и обходи фрицев слева. Живее, не телись!

У меня нет привычки «телиться» в подобных ситуациях. Но я прячу обиду, и взвод перебегает речку, стреляя на ходу. Куда — непонятно. Но надо гасить в бойцах нерешительность и отвечать на пули, которые пробивают тонкий слой воды и подбрасывают фонтанчики мелкой гальки и песка. Краем глаза вижу, что третий взвод бежит, охватывая засаду справа.

Склон крутой. Кусты. За ними поляна, заросшая по колено травой и цветами. Ползти бесполезно, нас сверху хорошо видят. Сейчас мы на дистанции прямого огня. Надо немедленно атаковать. На подломившихся ногах падает кто-то из бойцов. Убит или тяжело ранен. Несколько человек брякаются в траву. Остальные бестолково шарахаются назад. Схватившись за бок, вскрикивает и оседает еще один боец. Илюшин прав — нельзя телиться.

— Ленька, — ору я. — Оба «ручника» на непрерывный огонь. Остальные вперед!

Меняю расстрелянный диск и достаю из сапога рожковый магазин. Леонтий, ругаясь, тянет одного из «западников». Невольно мелькает в памяти мой первый бой в августе прошлого года за деревеньку, где я нашел и потерял копченый окорок. Сумятица, вспышки выстрелов, направленных мне в лицо. Не обязательно мне. В мой взвод, за который я отвечаю и который хочу сберечь.

Умело, перебежками, наступает отделение парторга Коробова. Леонтий рядом со мной. Строчит из ППШ длинными очередями. Справа тоже стрельба — это третий взвод. Две мины по-дурному взрываются едва не под носом у нас. Все падают в траву.

— Гранаты!

Кувыркаясь, летят РГД, «лимонки». «Боровичок» Мухин и Ситников, который спрашивал у меня ночью пароль, одновременно поднявшись в рост, бросают из-за сосен далеко и умело немецкие гранаты-колотушки с длинными рукоятками. Затем дружно падают лицом вниз. Из сосен, пробитых насквозь, брызжут щепки запоздавшей пулеметной очереди.

— Ур-ра! — кричит кто-то у меня за спиной.

Крик захлебывается хриплым кашлем.

— Убили… Маманя…

Я бегу вместе с Леонтием. Меняю очередной магазин. Стреляю по мелькающим вдалеке фигурам. Немцы не драпают сломя голову, как показывают в фильме «Секретарь райкома». Отступают хоть и быстро, но грамотно. Наверняка уносят раненых, а прикрывают группу пулеметчики. В густом сосняке преследовать их двумя неполными взводами не имеет смысла. Илюшин кричит вырвавшемуся вперед Луговому:

— Никита, стой! Собирай людей.