Алексей Гребиняк - Угол атаки

– Не стоит так. Ты приказ об участии в боях рискнул бы нарушить?

– Рискнул бы, – без раздумий ответил Володя и добавил: – Я хотел взлететь следом за вами, но мне вьетнамцы не дали.

– Тебя могли сбить на взлете, – отозвался Хваленский. – Может, они тебе жизнь спасли…

– Может… – неохотно согласился лейтенант.

Повисло неловкое молчание. Володя на ходу сшибал прутиком цветки, то тут, то там выглядывавшие из травы; капитан, заложив руки за спину, разглядывал деревья на холме. Наконец он сказал:

– Пойдем посмотрим на янки.

– Какого? – не понял Володя.

– Американца. Которого зенитчики свалили при налете.

– Давайте… – пожал плечами лейтенант.

Они взяли левее лагеря и вскоре оказались возле холма, на который рухнул подбитый зенитками истребитель-бомбардировщик. От него осталось немного – кусок хвоста да закопченное крыло со следами камуфляжа, плюс мелкие обломки. Склон холма был обуглен – тут горело топливо, хлынувшее из баков машины после падения. Когда вьетнамцы добрались до самолета, спасать было некого и нечего – все сгорело. По наличию среди обломков фрагментов катапультного сиденья и обугленного шлема стало ясно – пилот остался в машине. То немногое, что от него осталось, похоронили тут же, на вершине холма. Теперь на ней возвышался небольшой крест с табличкой: «Неизвестный американский пилот, погиб 17 мая 1967 года».

Летчики молча смотрели на искореженные куски того, что еще неделю назад было самолетом. Потом Хваленский негромко сказал:

– Вот почему я против вашего участия в боях…

– Боитесь, что нас собьют?

– Хуже. Что вас похоронят под табличкой «Неизвестный солдат».

– Да не будет с нами такого, товарищ капитан! – раздосадованно воскликнул Володя.

– Не зарекайся! – сухо сказал капитан. – Этого хоть найдут после войны… – показал он на крест. – Сопоставят факты, документы – и узнают, кто это был. А вас наверняка и искать никто не станет.

– Почему?

– А нас тут как бы нет… – глухо ответил капитан.

Ветер прошумел в вершинах деревьев, и снова стало тихо. Офицеры молча смотрели на крест, возвышавшийся над обугленным холмом.

Утро выдалось ясным и теплым. Воздух был напоен ароматами трав, перемешанными с запахами пороховой гари, бензина и пота. Радостно пели птицы, приветствуя солнце, которое величественно и неторопливо поднималось из глубин Тонкинского залива. Мычали в деревнях буйволы. Топал на юг отряд северовьетнамских автоматчиков, которому предстояло вскоре пересечь демилитаризованную зону. Спали в подземных бункерах в глубине Южного Вьетнама их вьетконговские коллеги. Пылила по дороге под Данангом американская колонна, возглавляемая угловатым БТР. Работали на рисовых полях крестьяне. Летели по своим делам куда-то на северо-запад четыре камуфлированных истребителя «Фантом». Словом, стояло обычное утро, одно из многих на этой бесконечной войне…

«Фантомы» мчались вперед, и джунгли под ними сливались в сплошной зеленый ковер, на котором то тут, то там серебристыми ниточками блистали многочисленные речушки и ручьи. Ведущий четверки, капитан Джим Уатт, осмотрелся. Слева от него летел ведомый, лейтенант Пит Джелли. Еще в полумиле левее шли самолеты лейтенантов Томми Хадсона и Рика Маккензи. Все четыре машины были вооружены ракетами «воздух – воздух», а под фюзеляжем у каждого был подвешен объемистый бак с топливом.

– Медведь пять-ноль-три – Бешеному Псу, следуем прежним курсом, встреча с «охотниками» через две минуты, – произнес Уатт.

– Медведь пять-ноль-три, это Бешеный Пес, вас понял, – отозвался руководитель полетов.

– Я – Охотник-один, буду в точке встречи через полторы минуты, – коротко доложил ведущий.

Секундная стрелка еще не успела описать и одного круга по циферблату, а Уатт уже видел впереди два дымных следа, тянувшихся со стороны Лаоса на северо-восток, к Ханою. Судя по всему, это и были их подопечные.

– Охотник-один, вижу вас, – сказал капитан. – Не пугайтесь, мы подходим сзади.

– Угу.

Истребители довернули правее, ложась на один курс с теми двумя самолетами. Они летели чуть быстрее и вскоре поравнялись с ними. Еще издали Уатт узнал очертания истребителей-бомбардировщиков «Тандерчиф», а вскоре разглядел и зубастые акульи пасти, намалеванные на их носах. Это был отличительный знак «Диких Ласок» – эскадрилий «охотников за радарами», уничтожавших вьетнамские зенитно-ракетные комплексы. Самолеты «Ласок» были оснащены специальным оборудованием, позволявшим определять местоположение работающих локаторов, и вооружены ракетами «Шрайк», наводившимися на их излучение. «Охотничьи» «Тандерчифы», в отличие от большинства своих собратьев, были двухместными – вооружением ведал летчик-оператор, сидевший в отдельной кабине позади пилота. Так же было и на «Фантомах» – летчик вел самолет, оператор управлял вооружением, а в случае необходимости подменял пилота, поскольку в обеих кабинах имелись все необходимые для этого приборы.

– Привет, ребята, – поздоровался Уатт. – Что там у нас на радарах?

– Привет, парни. Пока все чисто, – деловито отозвался «охотник». – Может, кто-нибудь подразнит «Сэмы»?

Все умолкли. Негласное правило «охоты на радары» гласило: если враг молчит, его надо раздразнить. То бишь одному самолету надо было оторваться от основной группы и лететь впереди, провоцируя вьетнамцев включить локаторы наведения своих ЗРК, для краткости прозванных «Сэмами», и тем самым обнаружить себя. Тогда «Ласки» могли засечь позиции ЗРК и уничтожить их. Но самолет-приманку легко могли сбить, – поэтому дразнили зенитчиков лишь самые опытные пилоты, способные увернуться от ракеты. И то им это удавалось не всегда – история «охотников за радарами» пестрела именами погибших на задании…

Уатт быстро перебрал в уме кандидатуры «приманок». Самый опытный из всех четверых, конечно, он сам – семьдесят восемь боевых вылетов из ста необходимых. Но он командир, рисковать собой права не имеет. Тогда кто? Маккензи? Тридцатый вылет в зону боевых действий, женат, есть маленькая дочка – незачем лишний раз гнать его в пекло. Хадсон? Этот еще менее опытный, лишь тринадцатый боевой вылет. Джелли? Видимо, именно он – сорок семь боевых вылетов, самый опытный пилот, ветеран налетов на Ханой и Хайфон…

– Эй, парни… – с иронией произнес ведущий «Ласок». – Что вы там притихли? Мне, что ль, «Сэмы» дразнить?

– Джелли, вперед, – приказал Уатт.

– Есть… – с неохотой отозвался ведомый, прибавив скорость.

Его «Фантом» начал выбиваться из строя и вскоре ушел вперед, оставляя за собой сдвоенный жирный шлейф дыма, – двигатели самолета здорово коптили на форсажном режиме. Уатт с неудовольствием подумал, что теперь в чистом-то небе их видно издалека, а вслух сказал: