Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812

Точно так же и ошибка Кальдера – упущение эскадры Вильнева в июле – не отнимает значения урока подобного этому. Тогда иллюстрированного. Британский флот, вследствие целесообразного занятия внутренних позиций и внутренних линий, всегда был готов помешать серьезному соединению сил противника в пункте, настолько удаленном от Ферроля, что стоявший там отряд не имел возможности прийти на помощь к своим.

К стратегической выгоде, сопряженной с этими внутренними позициями, честь надлежащей оценки которых принадлежит прежде всего Сент-Винсенту, следует прибавить значительное превосходство личного состава британского флота сравнительно с французским, особенно офицеров, потому что огромный спрос на матросов сделал трудным желательный подбор нижних чинов. В постоянном крейсерстве – и притом не отдельными судами, а более или менее многочисленными эскадрами – корабли были всегда «на учении» или на поле битвы, закаляясь в борьбе с океаном. Таким образом, британский флот непрерывно совершенствовался и, хотя и уступал своим противникам в численности, но во всякий момент превосходил их в силе и подвижности.

Обладая, таким образом, стратегическими выгодами и превосходством в силе, Великобритания имела на своей стороне и большую вероятность успеха. Однако и у Наполеона оставалось достаточно шансов для того, чтобы его предприятие нельзя было назвать безнадежным. Моряк едва ли может отрицать, что, несмотря на гений Нельсона и настойчивость британских офицеров, могло иметь место то или другое благоприятное стечение обстоятельств, которое способствовало бы сосредоточению в Канале; сорока или более французских кораблей, что дало бы Наполеону то господство над проливами на несколько дней, которого он добивался. Сам факт отозвания обсервационных отрядов из-под Рошфора и Ферроля для соединения в эскадру, которая под начальством Кальдера выдержала бой с эскадрой Вильнева, хотя и обнаруживает достойные высокой похвалы воинские качества главнокомандующего, однако показывает, что британский флот, поскольку дело касалось его численности, мог оказаться в положении, при котором ему было бы нанесено поражение в столкновении с более многочисленным противником.

Значение, которое приписывал император своему проекту, не было преувеличенным. Он мог иметь успех и мог не иметь успеха, но неудача в борьбе с Великобританией была равносильна для императора неудаче в борьбе со всеми другими державами. Это он понимал инстинктом своего гения, и об этом свидетельствует теперь историческая летопись его времени. За вооруженной борьбой Франции с великой морской державой наступила борьба выносливости. Посреди войны, которая в течение десяти последовавших лет опустошала континент, посреди победоносных шествий французских армий и их вспомогательных легионов через всю Европу, непрерывно действовали то бесшумное давление на жизненные ресурсы Франции и тот гнет, само «безмолвие» которых является для понявшего их наблюдателя поразительнейшим и грозным признаком работы морской силы. Под этим давлением ресурсы континента истощались все более и более с каждым годом. Наполеон, при всем блеске своего императорского положения, всегда нуждался. Этому обстоятельству, а также и огромным издержкам, потребовавшимся для установления Континентальной системы, должна быть приписана большая часть актов произвола, сделавших императора ненавистным для народов, для которых в деле признания за ними прав гражданства он сделал так много. Недостаток дохода и недостаток кредита – вот какой ценой расплачивался Наполеон за Континентальную систему, в которой он после Трафальгара видел единственное и надежное средство раздавить морскую державу. Можно сомневаться, чувствовал ли он себя когда-либо, посреди всей своей славы, безопасным после неудачи вторжения в Англию. Характерны в этом отношении его собственные энергичные выражения, приводимые здесь из обращения его к нации до вступления в командование армией: «Жить без торговли, без судоходства, без колоний, подчиняясь несправедливой воле врагов, – это значит жить так, как не должны жить французы». Тем не менее так именно должна была жить Франция в течение его царствования, по воле одного противника, который ни разу не был побежден.

14 сентября, до отъезда из Парижа, Наполеон послал Вильневу приказание оставить Кадис, воспользовавшись первым благоприятным случаем, войти в Средиземное море, соединиться с картахенскими кораблями и с этой соединенной силой двинуться в Южную Италию. Там в каком-либо подходящем пункте он должен был высадить с судов эскадры войска, предназначенные для подкрепления отряда генерала Сен-Сира, который уже имел инструкции быть готовым к немедленной атаке Неаполя. На следующий день эти приказания были повторены в письме на имя Декре, причем император особенно настаивал на значении для общей кампании столь серьезной диверсии, как присутствие этой большой эскадры в Средиземном море; но так как «чрезвычайное малодушие Вильнева помешает ему решиться на это предприятие, то вы пошлете на смену ему адмирала Розили, который доставит письма, приказывающие Вильневу возвратиться во Францию и дать отчет о своем поведении». Император уже формулировал свои обвинения против адмирала в семи отчетливо изложенных пунктах. 15 сентября, в тот самый день, как были отданы приказания о смене Вильнева, Нельсон, проведя дома только двадцать пять дней, оставил Англию в последний раз. 28-го числа, по прибытии к эскадре близ Кадиса, он вступил в командование двадцатью девятью линейными кораблями, число которых, с прибытием впоследствии еще четырех, возросло ко дню битвы до тридцати трех. Но так как вода на них была уже на исходе, то для возобновления ее запасов явилась необходимость посылать корабли в Гибралтар отрядами по шесть в каждом. Именно поэтому в последовавшем бою участвовали только двадцать семь кораблей – обстоятельство неблагоприятное, потому что, как сказал Нельсон, стране нужна была не только блестящая победа, но и уничтожение противника, что осуществимо лишь при численном перевесе. Суда Нельсона были расположены следующим образом: главный отряд – в пятидесяти милях к WSW от Кадиса, семь сторожевых фрегатов – близко к порту, и на линии между этими крайними позициями – два небольших отряда линейных кораблей: один в двадцати милях от порта и другой – в тридцати пяти. «Посредством этой цепи, – писал адмирал, – я надеюсь иметь постоянное сообщение с фрегатами».

Приказания Наполеона войти в Средиземное море дошли до Вильнева 27 сентября. На следующий день (когда Нельсон присоединился к своей эскадре) адмирал уведомил об их получении и покорно донес о своем намерении повиноваться, как только позволит ветер. Прежде чем он мог исполнить это, было получено точное известие о составе эскадры Нельсона, ранее не известном императору. Вильнев собрал военный совет для обсуждения положения дел, и общее мнение высказалось против отплытия, но главнокомандующий, ссылаясь на приказания Наполеона, объявил о своем решении следовать им. Этому все подчинились. Событие, которого Вильнев тогда еще не предвидел, ускорило его действия.