Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812

Совместное письмо союзных императоров к британскому королю было передано ему посланниками обеих держав 12 октября. Ответ на него от 28 октября выражал готовность войти в предлагавшиеся переговоры, если к участию в них будут допущены король Швеции и испанское правительство, действующее именем короля Испании, который был тогда пленником в руках Наполеона. «С Испанией, – гласила британская нота, – Его величество не-связан никаким документальным условием; но Его величество, пред лицом всего мира, связан с этой державой обязательствами не менее священными и имеющими, по убеждению Его величества, не меньшую силу, чем самые торжественные договоры». Этот ответ по крайней мере в одном отношении, а именно – по его ничем не вызванной резкости, заслуживал суровой критики. На ту часть письма двух правителей, которая приписывали претерпеваемые континентом лишения прекращению морской торговли, нота возражала: «Нельзя ожидать, чтобы Его величество слышал с чрезвычайным сожалением, что система, имеющая целью уничтожение торговли его подданных, отразилась рикошетом на ее авторах или на ее орудиях». Тем не менее невозможно удержаться от удивления перед отважным поведением одинокой державы, владевшей морем, в борьбе с двумя могущественными правителями, которые разделяли между собой господство на континенте, или не признать того благородства, с которым она, при подавляющем неравенстве против нее шансов, теперь – как и всегда во времена Питта – отказывалась отделять свое дело от дела своих союзников. Решение британского правительства было оповещено Европе путем публичной декларации, помеченной 15 декабря, которая, выражая обычную для британского правительства твердую решимость, явно обнаруживала испытывавшееся им чувство недоумения по поводу упорства континента под ярмом, какое он нес.

Предложение допустить испанский народ к участию в переговорах было отвергнуто как Францией, так и Россией. Наполеон, возвратившись между тем в Париж, опять оставил его 25 октября для принятия командования над армиями, которые – при численности свыше трехсот тысяч человек, всех родов оружия, – или вошли уже в Испанию, или быстро стягивались к ней. 8 ноября он перешел через границу, а 4 декабря Мадрид сдался. Раз северная Испания была покорена, раз столица пала без серьезного сопротивления, а политический престиж восстания получил серьезный, если не безнадежный удар, император теперь предполагал разделить массу солдат, которые до сих пор действовали под его собственным верховным начальством. При дезорганизованном и беспомощном состоянии испанского народа, при доказанной слабости и неспособности случайных правительств могло быть оправдано рассеяние сил, которое при другом положении дел было бы неблагоразумным. Корпуса под начальством маршалов Наполеона должны были попытаться покорить южные провинции полуострова, тогда как подавляющая сила, под его личным начальством, должна была пересечь границу и водрузить его знамена в Лиссабоне, чтобы исполнить хвастливое обещание, данное им перед оставлением Парижа. От этого решения он должен был отказаться вследствие внезапно полученного известия, что небольшой отряд британских войск под начальством сэра Джона Мура – который по его предположению отступил к Лиссабону и которого он думал прогнать там на суда – порвал связь с этим городом и смелым движением на север угрожает его собственным сообщениям с Францией. По получении этих вестей, 21 декабря, он сейчас же изменил свои первоначальные намерения в виду необходимости выбить из позиции и выгнать из Испании этот маленький отряд. Таким образом, Наполеон был сбит со своего пути, и Испания была спасена в самый критический момент незначительной армией, которая пришла с моря. Она осмелилась на такое движение потому, что знала, что, при неизбежном отступлении, найдет в море не непроходимый барьер, а гостеприимное убежище – в сущности, можно сказать, свое собственное владение. Полуостров выиграл время для отдыха, которого Наполеон никогда не давал неприятелю, если не бывал вынуждаем к тому, силой обстоятельств; и случай, таким образом потерянный им, уже никогда более не повторялся.

Так начался 1809 год. Наполеон во главе восьмидесятитысячной армии гнал перед собой, через снега северо-западной Испании, около двадцати тысяч британских войск с неутомимой энергией, которая отличала все его погони за противником. На севере Россия, довершив завоевание Финляндии, приготовлялась теперь вторгнуться в Швецию на западном берегу Балтийского моря. Король этой страны уже был близок тогда к низвержению с трона вследствие своего ненормального психического состояния, и политика нации склонялась к миру с ее гигантским противником. Последний, однако, не соглашался на это, иначе как при условии присоединения Швеции к союзу против Великобритании. Но Швеции совершенно не улыбался этот союз. Ее население зависело всецело от производства морских припасов и зерна и от морской торговли. Поэтому лишение свободы такой торговли было бы для нее почти равносильно разорению. Британское министерство с самого же начала поняло, что, на "какой бы образ действий ни была вынуждена Швеция, ее истинные желания должны состоять в том, чтобы поддерживать свободу сношений с Великобританией. Такое тревожное и деликатное положение этой маленькой страны обязывало к большому благоразумию и осторожности британское правительство и его дипломатического представителя и адмирала, командующего флотом. Вся трудность задачи окончательно обрушилась на последнего, когда Швеция была наконец принуждена к формальной войне. Его здравой логике и самообладанию был в значительной мере обязан тот факт, что не состоялось серьезного столкновения, и что в решительные моменты 1812 года Швеция, несмотря на серьезные причины жаловаться на царя, действовала рука об руку с Россией, вместо того чтобы действовать против нее.

В Центральной Европе Австрия, со времени Инсбургского мира, заключенного три года назад, спокойно работала над восстановлением своей военной силы. Различные перемены, которые случились в Германии в течение этого времени, – учреждение и развитие Рейнской конфедерации, падение Прусской державы, основание Варшавского герцогства и потеря значительной части своих владений – поставили Австрию и положение, с которым она не могла примириться; в то же время союз между Россией и Францией совсем изолировал ее, что Наполеон тщательно закрепил во время Эрфуртского свидания. Возобновление войны между Австрией и Францией было поэтому естественным. Вопрос состоял только в том, когда объявить ее; но подобные вопросы Наполеон, вполне понимавший политическое положение, не привык предоставлять решению противника. Он начал свое испанское предприятие с полной уверенностью, что пребывание на полуострове его и его Великой армии будет непродолжительно; он знал, что долгая отлучка, вызванная отсутствием непосредственного и решительного успеха, даст Австрии случай, в котором она нуждалась; но он имел основание надеяться, что совершит предпринятое дело и возвратится со своей армией к своим восточным границам как раз вовремя. Эта надежда была разбита действиями сэра Джона Мура. Таким образом 1809 год увидел на горизонте тучи войн, готовые разразиться над двумя империями. «От границ Австрии до центра Парижа», – писал Меттерних, – я слышал только одно мнение, это – что не позже весны Австрия выйдет на поле битвы против Франции. Это заключение вытекает из относительного положения двух названных держав».