Алескендер Рамазанов - Зачем мы вернулись, братишка?

Особо суетиться не пришлось: Рубцов, быстро оценив возможность попасть под огонь станковых гранатометов неожиданной подмоги, короткими перебежками отводил свою команду на исходную позицию. А с противоположной стороны в небо поднялись зеленая и белая ракеты. Горшенев возликовал:

– Я же тебе говорил – настоящие покупатели явились! Наш сигнал.

В клубах дыма мелькнуло несколько фигур, и, чем черт не шутит, Горшенев дал команду залечь, но огня первыми не открывать. А там, впереди, странное дело, как-то уж очень деловито, с расстановкой, захлопали одиночные выстрелы. Еще через пару минут на дорогу выкатила знакомая «Тойота».

– Султан! – ахнул Горшенев. – Вот это купец-молодец! Все отдам, не пожалею!

– Сам возьмет. Его сегодня сила. Не торопись. – Акбар шагнул к моджахеду, чьи резкие движения и сощуренные глаза не располагали к обмену благодарностями и дружеской беседе товарищей по оружию. Акбар внутренне усмехнулся грустному каламбуру – их невольная дружба в настоящий момент была замешана именно на оружии, на торговле или передаче – неважно. И еще что-то остановило его, не позволило произнести традиционные слова благодарности, он просто прижал правую руку к сердцу и наклонил голову в знак уважения. Султан провел раскрытыми ладонями по лицу:

– У меня плохие новости… Снаряд разорвался перед вашей машиной, последней. Там…

Горшенев рванулся:

– Курьянов? Жив? Ранен? Ну, говори.

Моджахед поморщился:

– Капитан, тебе нужно объяснять, что бывает с грузовиком, в который угодил танковый снаряд? У вас есть раненые? Нет? Это хорошо. Сколько вас? Надо быстрее уходить отсюда. Я не могу оставаться. И вам обратной дороги нет. Второй раз говорить не буду.

Акбар крепко прихватил за плечо Джуму, пытавшегося развить тему:

– Миша, давай по делу, девять? У Рубцова ребята целы?

Вместо Горшенева ответил подошедший Рубцов:

– Пустяки, пара касательных. Но идти могут все. И еще этот, проводник, значит, десять.

– Идти не надо, – Султан повернулся к чадящему танку, призывно махнул рукой. – Только вы поедете под тентом, и оружие придется сдать, на время.

– А глаза ты нам не завяжешь? – язвительно осведомился Джума.

Султан коротко рассмеялся:

– Это, мой друг, для тех, кто в первый раз убивает. Вы принимаете условие? Не я его придумал, так сказали ваши хозяева. Вы им зачем-то нужны еще. Особенно ты, – Султан кивнул в сторону Аллахвердиева. – А мне нужен ваш проводник. Он поедет в кабине.

– Зачем? – предчувствуя недоброе, слабо возразил Джума. – Вы ведь лучше его эти места знаете. Вот, с той стороны зашли, так никто и не заметил.

– Много в пустыне троп. Что ни тропа, то – гроб. Да? Ты это не хуже меня знаешь, майор.

И опять заныло под ложечкой у Аллахвердиева: что же это за «сирийский» моджахед, который вот так, на ходу, Есенина на местный лад переиначивает. И глупо спрашивать, откуда ему известно воинское звание. Не в Дамаске его командиры – в Москве!

Договорились на том, что автоматы бойцы сложат в кузове под присмотром охранника – все не так тоскливо. Архуна увели ко второй машине, втолкнули в кабину. Моджахеды, споро и привычно, прикопали несколько бежевых ребристых противотанковых мин и по обочинам дороги установили две зеленые тарелки «МОН-100», перекинув растяжки накрест. Еще пару мин направленного действия, мощностью поменьше, замаскировали по обеим сторонам колеи, ведущей к холмам Зави-Зард. Грамотно: не напорются преследователи, так остановятся. Охотников колесить по минам в темноте, даже в Афганистане, было немного.

Оружие бойцы складывали неохотно, угрожающе ворча. А тут еще бородатый конвоир, решив утвердить превосходство, демонстративно передернул затвор. Атмосфера приблизилась к критической – это Акбар понял по напрягшемуся Джуме. Что уж говорить о солдатах? Беду отвел Рубцов:

– Жрать охота, а никто ведь и не подумал сухпай прибрать. На хер мне тот ангел смерти, – Николай кивнул с сторону охранника, – если я с голоду и так помираю?

Это заявление вызвало спасительный смех – молодец, медик, профессионально «закоротил». И вновь подумалось Аллахвердиеву – полно, медик ли? Ишь, как повернул и про «чечевичную похлебку», и про ангела бородатого. Рослый боец решительно двинулся на выход и, невзирая на предупредительный жест охранника, спрыгнул на землю, направляясь к бронетранспортеру.

– Что, не хочет подчиняться? – угрожающе спросил Султан.

– Он голоден, как и все мы. Пусть заберет сухой паек. Дайте пять минут. Потом вам же меньше забот будет, – примирительно сказал Акбар.

Ему было видно, как солдат возился в десантном отделении. Только вот зеленые коробки ИРП лежали слева, в вещмешках, а вправо он зачем полез? Не дай Бог, чего удумает! Но опасения были излишни: солдат вытащил на свет пару раздутых мешков, да еще ухитрился за пазуху уложить несколько буханок хлеба.

Последнее, что увидел Акбар перед тем, как опустился полог, – моджахеда, идущего к бронетранспортеру с бруском тротила и бухточкой огнепроводного шнура. Взрывная волна настигла их спустя минуту-другую, когда «Тойоты» уже переваливали через песчаную гряду, метрах в трехстах от дороги. Надо отдать должное: в кузове, с началом движения, загорелась тусклая лампочка. Но это, скорее, для обеспечения конвойной службы. Мысль запомнить путь, воскрешая в памяти карту, пришлось оставить – за грядой машина пошла немыслимыми зигзагами. В какой-то момент показалось, что «Тойота» вновь вернулась на шоссе. А вот смысл короткой остановки был понятен: вскрик и два приглушенных выстрела – это расчет с Архуном. Мир праху твоему, афганский «сусанин». Нет, конечно, это к слову, поскольку выбросили труп, да и все! Но если стреляли в спину, то погиб ты шахидом, мучеником, быть тебе в тенистом мусульманском раю… Живые еще позавидуют мертвым! И вновь петли по ухабам, подъемы, спуски.

От невеселых мыслей отвлек Джума, он протянул надорванную пачку галет и плоскую баночку. В золотистой фольге тряслось в такт ухабам прозрачное желе с куском бурого мяса.

– Харам, – презрительно буркнул конвоир, – как это можно брать в рот.

– Нет, брат – это белый безрогий баран, – ответил на колкость Акбар, подцепляя галетой желе.

Джума протянул фляжку и, наклонившись к уху, шепнул:

– У бойца за пазухой три «эфки», у Рубцова – «макаров». Матрос-партизан Железняк, а?

– Тому было легче. «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону». И погремушек у него было больше в три раза. А мы черт знает куда колесим.

– Куда? На Зави-Зард. Куда еще?

– Помнишь, Бий сказал: много в пустыне троп? Так вот, если бы на Зави-Зард, то шли бы мы сейчас в гору. А тут ровное место. И колесят они, похоже, по азимуту идут или следы путают. А насчет Железняка – это если с музыкой. Захотели бы – положили на дороге сразу. Значит, мы им нужны. А зачем – скоро выяснится.