Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

Я поинтересовался у Истомина подробностями событий. Он обо всем знал лишь «с немецкой стороны», о смерти Яковлева не подозревал, так как партизаны и освобожденные унесли всех своих погибших. Истомин поставил меня в известность, что среди бежавших был Сомов. «За его поимку назначена премия в двенадцать тысяч марок».

Я радировал в партизанский отряд, просил выяснить детали побега. По моей просьбе Конев провел небольшое расследование и доложил, что в одной из машин среди приговоренных находились Сомов и какой-то Никитин. Именно Никитин и был инициатором побега: убедил людей в его необходимости и первым напал на ближайшего к нему конвойного. Но потом они с Сомовым куда-то исчезли. Их нет ни среди освобожденных, ни среди погибших.

И только через три дня вездесущий и всезнающий Леша Соловей узнал через Марфу Кушнир, где находится секретарь подпольного райкома партии. Ночью разведчики побывали в Горовом, привели оттуда Никитина и капитана Щепкина с небольшой группой партизан-окруженцев. Сомова временно оставили в Горовом.

После таких вестей, естественно, встал вопрос о том, что Николая Лаврентьевича надо вывозить на Большую землю.

Я в это время был полностью поглощен заботами, связанными с очередной затеей немецкой контрразведки, которая получила кодовое название «Подполье».

Неизвестные нам события назревали, а предупредить их было, по существу, некому: Яковлев погиб, Истомина переводить на контрразведывательную работу в подполье не было смысла, он хорошо закрепился в полиции. Связным между ним и Яковлевым был начальник разведки отряда Леша Соловей. Парнишка переодевался в девичье платье и превращался в премиленькую, бойкую на язык девчонку. Сведения от Истомина он получал через тайник, так что даже и не подозревал, кто его информатор.

У гитлеровской контрразведки помимо нашей Надежды Сугонюк были, видимо, еще осведомители в партизанском отряде. Следовательно, нам надо было иметь в отряде и подполье такого человека, на котором гитлеровцы сосредоточили бы все свое. внимание, а другой в это время со стороны, независимо, вел бы главную контрразведывательную работу по выявлению замыслов фон Креслера и ликвидации его службы.

Так возникла необходимость моего присутствия в Светлово. Для работы в отряде Борзов рекомендовал старшего лейтенанта Лунева Вадима Ильича, недавно вернувшегося из Белоруссии, где он выполнял, аналогичное задание. «Именно такой вам и нужен. Энергичен, не теряется в самых сложных ситуациях. Волевой. Неглупый». Мы с ним познакомились под Батайском. Это произошло в те дни, когда наши войска готовились к освобождению Ростова. Ростов освободили в начале декабря и врагов отогнали за Миус, где наши и закрепились. В немецком генеральном штабе это отступление и частичная гибель знаменитой танковой армии были восприняты как катастрофа. На фронт прилетел сам Гитлер, который, не веря донесениям штабов, все хотел увидеть своими глазами.

Меня интересовало состояние могилы Чухлая, и мы вместе с Луневым посетили бывшую Чертопхаевку: необходимо было по свежим следам расследовать события, разыгравшиеся на сельском кладбище.

Найти могилу «полковника Чухлая» на чертопхаевском кладбище труда не составляло, она с железной оградой и мраморным памятником была единственная.

К моему величайшему недоумению, обелиск стоял на прежнем месте. На могиле лежал снег, он был даже на ограде, повис тяжелым желтоватым пластырем на изгибах металла. Небольшая калиточка вместо замка была взята на болт. Болт и гайка проржавели, рукой не повернешь. Мы перелезли через ограду. За нею скопился плотный снег. Лунев раскопал его руками, добрался до земли.

— Дерн, — выдрал он щепотку жухлой травы.

Не тронули могилу! Что бы это могло значить! Какую пороли горячку! Посылали Надежду и офицера через линию фронта. А когда появилась долгожданная возможность эксгумировать труп Хауфера-Чухлая, ею не воспользовались. Почему? В Светлово с могилой Селиверстова разделались по-варварски, а здесь ничего не тронули. Непонятный ход вражеской контрразведки.

Лунев проведал тетку Филиппа Андреевича, и та рассказала, что в первый же день оккупации к ней вот так же, как и он, приходили двое русских, одетых в гражданское, и спрашивали, где похоронен Герой Советского Союза Чухлай. Потом они достали где-то цветы и положили к обелиску. Интересовались похоронами: много ли было народу, кто выступал, кто говорил? Уходя, один даже всплакнул: они-де все равно отомстят за смерть героя, их боевого соратника.

А не могла ли вражеская контрразведка начать с нами хитрую контригру, сделать вид, что она поверила ерсии «Чухлай — советский разведчик?» Что, если фон Креслеру удалось докопаться до некоторых наших натяжек, например, как и кто изуродовал Надежде руки. Отсюда, не углубляясь, можно сделать вывод: отомстила за прошлое. Это первое звено длинной цепочки, если за него хорошо, умно потянуть… В Надежде я был уверен, как в себе. Но в дни скоротечной оккупации Ростова мы подсунули немецкой контрразведке Сугонюка, якобы приговоренного к расстрелу за измену Родине. Где он сейчас? Что с ним? Достаточно ли умно мы подготовили для него легенду? Можно ли верить ему до конца? Вводя его в игру, я не сомневался, то верить можно. А сейчас?

Надежда получала от гитлеровской контрразведки узкое, целевое задание. Но его можно оценить иначе: видимость задания. Держат ее в подполье для отвода наших глаз, мол, поверили в приманку советской контрразведки. Но в таком случае немецкая контрразведка продолжает поиски советского разведчика, который проник в их разведцентр.

Невеселые мысли…

В штаб армии мы с Луневым вернулись на следующий день. Меня ждала телеграмма от Борзова: «Срочно жду в управлении».

«Срочно» в ту пору означало: попутным военным самолетом.

Москва стала прифронтовым городом. Ее площади и улицы ощетинились стальными противотанковыми ежами, сделанными из рельс, железобетонными надолбами, похожими, на гигантскую расческу, баррикадами из мешков с песком и землей. Узкие проходы охранялись вооруженными людьми, которые дотошно провеяли документы у всех.

Стояли жестокие морозы, усиленные пронзительными ветрами. Лунев во время остановки на очередном КПП обратил мое внимание на выхлопную трубу машины. Из нее вырывался белый парок и тут же схватывался хрустящими льдинками, которые падали на накатанную дорогу. А что в это время делалось на передовой в окопах?!

Борзов встретил меня неожиданным вопросом:

— Петр Ильич, не хотел бы ты на денек слетать к своим в Нижний Тагил?

Конечно, он посылал меня в Нижний Тагил не ради прогулки и свидания с женою. Говорю ему:

— Если есть такая необходимость…