Евгений Воробьев - По Старой Смоленской дороге

Лихоманов уже знал, что Габараев начал войну в кавалерийской разведке у Доватора, под Волоколамском был ранен в грудь и в ступню, а для кавалериста нет ранения мучительнее — как вденешь ногу в стремя?

Сейчас в свободные часы Габараев прилежно сочинял и представлял начальству рапорты — то он предлагал внести поправку в устаревший устав, то подмечал другие недостатки. С некоторых пор ни один рапорт не направлялся в штаб без того, чтобы Габараев предварительно не обсудил его с Лихомановым.

В последнем рапорте речь шла о действиях артиллерийских разведчиков. В батареях на конной тяге и разведка конная. Ну, а если батарея на мехтяге? Разведчики топают пешком. Разве это разумно? Нужно срочно посадить всех разведчиков на лошадей или на мотоциклы! Габараев шумно возмущался чьей-то несообразительностью, а Лихоманов терпеливо слушал.

В осенние и зимние месяцы любознательность стала, пожалуй, самой отличительной чертой его характера. Во время полетов по вражеским тылам он научился лучше видеть землю и находить на этой земле противника. Все ему нужно разузнать, подглядеть, выследить, запомнить!

Прежде фашисты маскировали аэродромы менее тщательно, надеясь на свои истребители и зенитки. Теперь больше маскировочных сетей и другого камуфляжа, а самолеты прячутся за краем летного поля в капонирах, в лесных тенистых нишах.

Лихоманов научился распознавать ложные аэродромы противника. Дороги, ведущие туда, малонаезженные, а фанерные силуэты самолетов лишены теней.

В марте долго не унимались снежные метели, туман стоял такой, что иначе как сгущенным молоком Остроушко этот туман не называл. Летчики вынужденно бездельничали. И в один промозглый, залепленный мокрым снегом день генерал приказал Габараеву привезти с собой Лихоманова.

— Наловчились у себя в Кавказских горах невест красть, — сказал генерал Габараеву строго, поглядывая при этом с улыбкой на Лихоманова. — А здесь украли жениха у невесты. Потрудитесь отправить его на две недели в полк… С погодой ералаш, а в небе такая кутерьма, что…

Разве Лихоманов мог предположить, что он выслушал сейчас пространную устную резолюцию генерала на рапорте, поданном ему вчера Габараевым?!

Погода была зверская, но кореши-«огородники» уважили Лихоманова и доставили его на аэродром, где в той же позиции сидел и ждал летной погоды Виктор Петрович со всеми своими ведущими и ведомыми. В самую последнюю минуту, когда уже удалось раскрутить заледеневший пропеллер самого рискового У-2, прибежал Остроушко и притащил для Аннушки банку гречишного меда «в связи с приближением медового месяца»…

Лихоманов возвратился из отпуска раньше времени, потому что синоптики пообещали погоду.

Под крылом У-2 пестрота несусветная, в глазах у Лихоманова рябило, март и апрель искусно камуфлировали местность. Он летел и думал, что каждое время года имеет свою подноготную и, например, весна принесла с собой дополнительные трудности при ориентировке. Но одновременно появились и характерные приметы, которые могли помочь разведчику. Таяние снегов ярче обозначило реки и речки. Весенние дороги также видны лучше, чем зимние. В эту пору трудно маскировать колонны танков или автомашин на оголенных лесных опушках и в рощах у дороги. Весной фашисты повадились ставить танки, пушки, машины впритирку к стенам домов с теневой стороны. Если темные прямоугольные пристройки к домам виднелись только с одной стороны, Лихоманов настораживался. Значит, не случайно дома потеряли свои естественные контуры….

По мере того как наступало лето, росло напряжение в штабе, и множество зашифрованных, секретных примет убеждало Лихоманова: скоро, скоро фронт перейдет в наступление.

Теперь он летал не только над линией фронта, над ближними и дальними тылами противника, но и над полосой своей армии. Габараев сделал Лихоманова воздушным инспектором, поручил проверять, хорошо ли маскируют сосредоточение войск, их передвижение, насколько скрытно подтягиваются танки к линии фронта там, где войдет в прорыв танковый корпус. Начальник штаба распекал командиров, нарушавших строгие законы маскировки, а те не могли взять в толк — откуда у генерала точные сведения и кто этот вездесущий доносчик и ябедник?!

В тот июньский день по небу плутали редкие, но плотные облака; в случае надобности за таким облаком удобно укрыться. Но полезно помнить, что в облаках может устроить засаду и умелый, хитрый противник. Все зависит от того, кто сумеет обратить погоду себе на пользу.

Дело было южнее Витебска, в том месте, где нашим еще зимой удалось перерезать рокадное шоссе, идущее западнее железной дороги на Богушевск и южнее — на Оршу.

Но треугольникам пожелтевшей, обожженной пороховыми газами травы Лихоманов обнаружил немецкие орудия, установленные на лугах, на лесных прогалинах, — сразу несколько батарей.

Желтые пятна грунта от вырытых окопов, траншей и землянок подсказали, где поспешно сооружается вспомогательная линия обороны.

Лихоманов летал над шоссе не прямо, а змейкой, чтобы одновременно просматривать и дорогу, и ее обочины.

Может, потому, что Лихоманов все время приглядывался к земле, он недостаточно внимательно следил за задней полусферой и заметил тупоносый «фокке-вульф» с опозданием. Тот имел преимущество в высоте и стремительно снижался.

Лихоманов отлично знал, что «фокке-вульф», используя свое мощное вооружение, предпочитает вести бой на встречных курсах, охотно идет в лобовую атаку, но уступает Як-9 в маневренности, в быстром наборе высоты. В бою с «фокке-вульфами» нужно чаще применять восходящий штопор. Он рассудил, что поединок выгоднее начать низко над землей, для того чтобы выиграть затем потолок на восходящих: «фокке-вульф» тяжелее «ястребка» и зависает в вертикальном полете.

Головоломная, головокружительная карусель. При иных фигурах высшего пилотажа Лихоманов испытывал такие перегрузки, что у него темнело в глазах.

Он различил на фюзеляже номер 42. С этим цыплятником дрался год назад, у него мечтал взять реванш!

«А цыплятник видел мой номер на обшивке? Запомнил меня? Не нужно думать, что противник менее наблюдателен и памятлив, так учил Виктор Петрович».

Они несколько раз оказывались в такой близости один к другому, что, если бы не шлем с очками, Лихоманов, наверное, мог бы узнать фашиста в лицо. И знакомые четыре туза на обшивке! После первой встречи Лихоманов рассказал про эти четыре туза Виктору Петровичу, и тот пояснил: есть такая азартная игра — покер, и если у вас четыре туза, выражаясь по-картежному каре, на руках, сорвете любой банк — и будьте здоровы, живите богато!..

Лихоманов чувствовал себя сейчас намного увереннее, чем в минуты первого боя с сорок вторым. Он многому научился за последний год, сделал почти двести вылетов. Но тут же он подумал с усмешкой, что и фашист под номером 42, наверное, не сидел этот фронтовой год сложа руки; у него за желтыми цыплятами и обшивки не видно…