Ванда Петрова - «Опалённые войной». Вернись живой, книга первая

И теперь Вадим Васильевич рассказал Лёньке о себе. Выслушав Вадима Васильевича и прочитав письмо от Милы, Лёнька сказал, что Вадим должен поддержать дочь хотя бы тем, что больше не спрашивать её, ведь понятно, что произошло что-то непоправимое, раз дочь не в силах об этом ему написать.

– Мила боится за тебя, боится потерять и тебя. Напиши дочке так, чтоб она поняла, что тебе всё ясно, но ты живой и продолжаешь громить фашистов! Нам умирать, Вадим, нельзя, фашисты нам очень задолжали и этот должок мы с тобой с них будем брать – Лёнька сделал глоток из фляжки, передал её Вадиму Васильевичу, завершил.

– Вот так, Вадим, по-другому нельзя.

Поезд, в котором был Андрей с сопровождающей его медсестрой, с опозданием двинулся дальше …

Посадочная суета стихла. В плацкартном вагоне Андрей и медсестра расположились на нижних местах. Медсестра заботливо помогла Андрею сесть поближе к вагонному столику. Андрей ощупал столик, поставил трость и костыль, но потом трость положил вдоль стенки сзади себя. Хотелось курить, он начал курить с забористого табака и самокрутки в окружении.

– Сестричка, покурим? – раздался мужской голос сверху.

– Да, да, – доброжелательно откликнулась медсестра.

Андрей услышал чирканье спичек и облегчённо вздохнул – не надо беспокоить Татьяну Харитоновну выходом в тамбур. Все четверо затянулись горьковатым табачным дымком. Поезд шёл медленно, останавливаясь и пропуская эшелоны, идущие на фронт. Темнота, теперь постоянно окружающая Андрея, не позволяла ни на секунду забыть, что он слепой инвалид. Тоска, безысходное отчаяние, не давали заснуть с тех пор, как он узнал о своей слепоте. Так, короткая зыбкая дремота и тут же, как током по всему телу – слепой. Как- то Софья воспримет его слепого, между ними и до войны стояло незримое что-то. И это была не только его не проходящая любовь к Миле, о которой он сам ничего не говорил, и Софья этой темы не касалась. Было что-то колючее, как скрученный в тугой комочек ёжик, исходящее от Софьи. С самого начала их совместной жизни Андрей относил это к беременности юной жены, её самочувствию, страхам перед предстоящими родами. Но этот тугой колючий ёжик так и остался и после родов. И этот колючий комочек «оживал» во время сна Софьи и занимал обособленное место между ними, а сама спящая Софья скручивалась в такой же «колючий» комочек к нему спиной.

Поезд останавливался, опять дёргался и продвигался немного вперёд, к его встрече с женой, а внутри что-то тоскливо скреблось и тягостно ныло …

Лёжа на спине и устремив незрячие глаза в дно верхней полки, Андрей впервые с той злосчастной вечеринки одноклассников Милы, разрешил себе вспомнить всё.

До семи лет он рос счастливым ребёнком в счастливой семье, где были любящие друг друга папа и мама и оба любившие его. Он помнил все детали того дня, когда мама повела его в первый класс. В руках у него был новенький портфель и огромный букет осенних ярких цветов. Папа к первому сентябрю приехать не успел, он был в геологической экспедиции. Хоть папа уезжал не впервые, в этот день Андрею особо хотелось, чтобы он был с ними, потому что это был первый день его первого класса. Так началась его учёба в школе, с тайного огорчения, что в этот день с ними нет отца. Показывать своё огорчение маме он не мог, потому что отец, уезжая, наказывал ему – быть мужчиной и оберегать маму. Так что шагал он бодро, улыбался маме и весело смеялся, когда она что-то шутила. Но отец так никогда больше не вернулся, он погиб в той экспедиции. И у них поселилось тоскливое одиночество. Андрей остался совсем один на один со своим горьким отчаянием по потере отца, потому что вот тогда мама тоже превратилась в колючий неприступный комочек, стала запирать свою дверь на ночь и там горько плакать. Андрей попытался проникнуть в тот её тоскливый мир и вдвоём оплакать такую страшную невосполнимую потерю, но мама на его просьбу – открыть двери, вышла и холодно приказала идти ложиться спать. На него словно вылили ведро ледяной воды в морозную ночь. До безумия хотелось уткнуться в мамину грудь и выплакать те горькие слёзы, что накопились в нём. Но мама ни с кем не делила своего горя и его горя тоже не приняла, отмежевавшись глухой ледяной стеной. Так прошёл этот год, наступил другой Новый год. Перед Новым годом к ним пришёл незнакомый дяденька, мама, видно, ждала его, приготовила праздничный стол, приукрасилась сама. Знакомство началось со слов гостя: «Ну-с, пострел, будешь слушаться или создавать проблемы? Мне бы не хотелось, чтоб ты нас огорчал». Андрею стало тоскливо и захотелось куда-то спрятаться от этого гостя. Мама угодливо улыбалась гостю и делала какие-то мимические знаки сыну. Андрею стало жалко маму, он вспомнил наказ отца – заботится о матери и оберегать её. И набравшись смелости, он ответил; «Это Вы, дяденька, не огорчайте мою маму». И мама, его мама, приказала: «Не смей грубить, это не «дяденька», а Фёдор Варлаамович, он будет тебе, как отец. Фёдор Варлаамович будет жить с нами».

……………….

С новогоднего утренника Андрею не хотелось идти домой, в тот теперь ледяной опустевший мир, но на улице тоже было морозно и ветрено. И Андрей вспомнил, что у него есть бабушка, папина мама, научный работник, очень редко бывавшая у них и раньше, а после известия о гибели сына теперь только изредка звонила. И он поехал к бабушке. И попросил разрешения жить с ней всегда. Бабушка созвонилась с невесткой. И с тех пор он стал жить с бабушкой, ни в чём его не угнетавшей. И он наконец-то выплакался, прижавшись к бабушкиной груди. И бабушка тоже плакала, уговаривая его – не плакать. И они с бабушкой подолгу за чаем говорили об отце, бабушка рассказывала, каким его отец был, когда был маленьким, что делал, что любил. И эти разговоры будто возвращали присутствие отца в жизнь Андрея.

Бабушка перевела Андрея в школу её района. До новой школы было совсем близко, но всё было незнакомое и все незнакомые. Пока он привыкал к новой школе, ему было уютно с бабушкой, всегда занятой, но находившей время для чаепитий и рассказов о своем сыне, его отце, которого Андрей любил всё больше и больше, решив во всём походить на него.

Маму он тоже не перестал любить, но сам к ней не ходил, иногда на пару минут «забегала» мама к ним. Андрей учился уже в четвёртом классе. Однажды к ним неожиданно пришёл Фёдор Варлаамович и сказал, что мама в больнице, ей предстоит сложная операция. Они с бабушкой не уходили из клиники, пока мама не вышла из наркоза. Так получилось – чтоб попрощаться с сыном. Не умерев на операционном столе, мама не осилила послеоперационный период. В их квартире остался Фёдор Варлаамович, как законный муж. После смерти матери Андрей был там только один раз, ездили с бабушкой забрать его личные вещи, в основном фотографии. Потеря отца, а теперь и матери, сделали его на какое-то время нелюдимым, избегающим общения, он стеснялся говорить со сверстниками, особенно, если его начинали жалеть, боялся расплакаться перед чужими людьми. Сколько бы длилась эта его нелюдимость, неизвестно, возможно, он бы и вырос таким нелюдимым, приняв это уже за привычку и черту характера. Если бы не одна первоклассница, переступившая через всю его нелюдимость.