Николай Шахмагонов - Остров милосердия. Хирурги в спецоперации

– Ну что ж, решение, достойное мужчины, – проговорил отец.

Мать была в растерянности. Она просто не знала, что сказать. Только и смогла вымолвить:

– Ты, главное, береги себя, сынок, – и приложила к глазам платочек.

– Мой рубеж боевой, не линия огня, мой передний край, – операционный стол, – твердо сказал Михаил: – И давайте не будем об этом. Прадед недаром рассказывал, как не хватало на первых порах опыта, как он сам учился при каждой возможности, как работал в госпиталях, если удавалось. И как учил товарищей делать сложные операции, которые освоил сам.

– Звонила Лариса, – неожиданно сказала мама. – Спрашивала, куда ты подевался. Совсем не заходишь и даже не звонишь.

– Завтра загляну. Звонить не хочу… На пустую болтовню нет ни время, ни желания.

Лариса, дочь одной из приятельниц мамы. Он встречался с нею и всё было нормально, хотя и не очень нравились её компании, её общество. Но теперь, после начала грозовых событий, когда приходилось постоянно оперировать, а потому разговаривать о людьми оттуда – с переднего края борьбы со злом, Гулянин стал ощущать что-то чуждое, отталкивающее в среде, далёкой от той, в которую хоть и немного, хоть поверхностно, но окунулся в госпитале.

Он понимал, что его в семье Ларисы считают выгодным женихом, да одно время и не прочь был подумать об устройстве семьи, а то ведь друзья иногда подшучивали, мол, оправдывает он свою фамилию. Гуляет Гулянин и всё попусту.

Утром он побывал в госпитале, осмотрел свою пациентку, разрешил перевести в обычную палату, пригляделся к ней и вдруг подумал: «Вот ведь, и красавицей не назовёшь, если в классическом стиле, но какое же обаяние? Какая внутренняя сила! И в тоже время, какая женственность в этой хрупкой девушке. Да, это совсем другой сорт людей!»

Домой вернулся во второй половине дня. Собрал всё необходимое для командировки и решил всё-таки заглянуть к Ларисе. Ведь как никак почти жених.

Позвонил и предупредил о визите.

– Ну наконец-то. Жду, жду, жду, пропащий! – был ответ.

Жила неподалёку, в том же микрорайоне. Прогулялся пешком по знакомым с детства местам. Микрорайон уже не новый – постройки поздних советских времён.

У Ларисы в гостях были её подруги.

– Сейчас выпровожу, – шепнула она. – Вот только чайку попьём. А то приволокли торт. Без чая прогонять неудобно.

– Да ради бога! – сказал Гулянин.

Подруги заканчивали какой-то свой, давно начатый разговор, заключавшийся в стенаниях по поводу того, что вот теперь летом и поехать будет некуда.

– Вот уж некстати, – говорила одна, вся из себя моднючая, с большими, почти как у Мальвины из мультфильма, ресницами, вероятно, и взрощенными умышленно, поскольку и назвали её, кажется, Мальвиной.

– Ну надо же как не повезло, – вторила другая, Агния, несколько иного вида, но столь же накрученная. Собственно, Гулянин особо к ним не присматривался. Знал, что это её однокурсницы, и что все учатся платно, собственно, как и сама Лариса.

Он сначала не хотел говорить при них о том, куда уезжает уже завтра, но когда Агния высказала опасение, что вот, мол, могут забрать в армию её братца, отчисленного из института после участия в прошлогоднем митинге навальнят, сказал специально:

– Я бы всех таких в строй, и в самое пекло!

– Сам бы пошёл, а то в Москве сидишь, – заявила Агния.

– А я иду. Иду уже завтра… Командирован в медсанбат гвардейской дивизии. Сам подал рапорт!

Немая сцена, завершённая восклицанием Мальвины:

– Нее-но-ор-мальный.

– Ты что? – побледнела Лариса. – Это правда?

– Таким не шутят.

Она бросила резкий взгляд на подруг и те, поняв, что дальнейшее их присутствие нежелательно, стали поспешно собираться.

Когда закрылась дверь за ними, Лариса спросила:

– Зачем же ты сам-то? Понимаю, если б послали.

– Давай не будем об этом. У каждого своё понимание долга, – и прибавил: – Не хочу высокопарных слов, а потому не будем.

– Ведь там могут убить. Вон, говорят, что эти самые, как их там, нацики, за медиками охотятся.

– Могут, как могут любого. А могут любого ранить, а я вот хочу тех, кого могут ранить, спасать, потому что чувствую в себе силы делать это, потому что сумел приобрести опыт.

Пауза затянулась. Ему вдруг стало как-то очень душно в комнате, как-то неуютно и некомфортно рядом с Ларисой. Спас приход её матери. Она обрадовалась, увидев гостя. Но Лариса тут же ошарашила:

– Миша завтра уезжает на войну.

Мать что-то хотела сказать, но посмотрела на его жёсткий, суровый взгляд и произнесла явно не ту фразу, что была готова сорваться у неё с языка:

– Что ж, доченька, на то Миша и кадровый военный!

– Ну мне пора! – сказал Гулянин, – Ещё дел много. Собраться надо и вообще.

Уже на улице, когда не спеша шли по бульвару, Гулянин, чтобы избежать каких-то разговоров, которые могли ему не понравиться, стал рассказывать об операции, которую сделал совсем недавно и о подвиге хрупкой девчушки, потрясшем его.

И не удержался:

– Вот такая у нас молодежь! Раньше я думал, что все такие вот, как твои Агнии и Мальвины. Ан нет… Мы считали, что герои остались в прошлом. Прадед рассказывал мне, как во время одной операции начался налёт врага. А порядок был такой – всем в укрытие, кроме оперирующих бригад. Ведь операцию прервать нельзя… И вот разрыв бомбы, палатку снесло взрывной волной, посыпались комья земли, а медсестра, молоденькая медсестра-москвичка, кстати, раскинула халат и склонилась над раненым, чтоб защитить операционное поле… Вот так.

Лариса молчала. В ней происходила какая-то внутренняя борьба. Она была вроде, как и из компании этих самых подруг, и в то же время не потеряла что-то важное, доброе.

Они остановились неподалёку от дома Гулянина.

– Ну что ж, до встречи, – сказал он.

– А когда она будет?

– Только после победы.

Перелёт был недолгим. Путь тот же, по которому раненых доставляли в Москву, только в обратном порядке. Из Чкаловского на прифронтовой аэродром самолётом, а затем вертушкой до самого расположения медсанбата.

Огляделся. На стоянке огромные машины с красными крестами на бортах. Дальше большие палатки – сортировочные, перевязочные, операционные, госпитальные и прочие. Кругом порядок, чистота. Дорожки разметены от снега.

Дежурный по медсанбату, встречавший вертолёт, выяснил цель прибытия Гулянина и указал на палатку управления:

– Комбат на месте. Доложите ему.

В палатке встретил подполковник с внимательными, слегка покрасневшими от бессонницы глазами. Гулянин протянул командировочное предписание и представился.

– Подполковник медслужбы Благов, – ответил командир медсанбата, протянул руку для приветствия и сообщил: – Мне уже сообщили о вас. Значит, хотите поработать на прадедовском посту? Знаю, всё знаю про подвиги Сталинградского медсанбата, и вообще о нашей славной гвардейской дивизии.