Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.

Как ни ошарашил Стремнина этот момент, Сергей сразу подумал о подвеске и взглянул в зеркало… И тут уж со всей очевидностью убедился, что пилон с подвеской ушёл в сторону, отражение его передвинулось в самый край зеркала. Не раздумывая, Сергей нажал кнопку сброса подвесок, почувствовал, как они сорвались с крыла. Закрыв форсажную тягу двигателей, перевёл их на холостой ход, чтобы поскорей погасить скорость. От мысли, что придётся снова прибегнуть к катапультным креслам, стало не по себе.

Быстрые действия Стремнина сразу заметно успокоили самолёт; скорость погасла, и «Сапфир» даже стал сносно слушаться рулей. Двигатели работали исправно, и думать о покидании самолёта вроде бы не было необходимости… Но треск? Он так и застрял в ушах. А ведь был неспроста!.. От самолёта в любой момент можно ждать чего угодно. Внимание лётчика сосредоточилось на этом до предела.

Между тем «Сапфир-2» летел к аэродрому на высоте тысячи метров: уже виднелась посадочная полоса, и нужно было готовить крыло к посадке — выводить его вперёд, уменьшая стреловидность: только в таком его положении возможна посадка.

«А вдруг повреждение в механизме поворота крыла?»

Стремнин прекрасно представлял, что возможность выбора ограничена: либо пробовать выводить крыло в переднее посадочное положение, либо… катапультироваться.

Осторожно, импульс за импульсом, по пяти градусов, Сергей выводил крыло, поглядывая на отклонение консоли в зеркале, и, кажется, все рецепторы его были сосредоточены на живом трепете машины.

И мало-помалу крыло полностью вышло. Стремнин ещё раз пошевелил рулями — самолёт отреагировал. Аэродром был перед ними. Решили садиться… Пробовать садиться.

Сергей поставил кран шасси на выпуск — один за другим вспыхнули зелёные лепестки индикатора: все три стойки стали на замок. «Теперь пора выпустить и щитки-закрылки… Тоже вышли, закрылки в порядке…» Посадочная полоса, по мере приближения к ней, надвигалась на самолёт все быстрей и быстрей… Мелькнул край полосы под брюхо… «Ай, ай!..» — взвизгнули шины колёс, обжегшись о шершавость бетона, и «Сапфир-2», словно прилипнув к полосе, понёсся, слегка покачивая острым «клювом».

Все в порядке. Сели.

Люди обступили самолёт, ожидая, когда лётчики выберутся из кабины, а они все ещё продолжали сидеть, поглядывая друг на друга, двигаться почему-то не хотелось.

Полчаса спустя начался разбор полёта. Тут уж Стремнин со всей решимостью заявил, что, как и в первом «Сапфире», в момент режима они явственно услышали металлический хруст. Его спросили, в какой момент это было. Он сказал: в момент максимальной перегрузки, когда самолёт быстро вращался. «Вы посмотрели на пилон?» — спросил ведущий конструктор. Сергей торжествующе взглянул на него: «Да, посмотрел, представьте».

— И что же? — слились в один несколько голосов.

— А то, что и в первом случае: увидел пилон с подвеской ушедшим к краю зеркала.

Подошли к пилону. Без подвески он занимал своё обычное положение, соответствующее прямому положению крыла. Все уставились на пилон, никто больше не задавал лётчикам вопросов. В этот момент подъехал главный конструктор Крымов. Ему коротко доложили, и он сказал:

— Слава богу, самолёт цел, и мы его теперь до винтика разберём, но докопаемся, что же в нём сломалось!

Стремнин ушёл с поля. Издали поглядывал на самолётную стоянку, на «Сапфир-2», мучительно думал, как все же могло получиться, что пилон с подвеской при вращении машины стал виден вдруг под другим ракурсом и с самого края зеркала. И вдруг он совершенно чётко представил: «Да, да!.. Именно: пилон с подвеской я видел под другим ракурсом и с самого края зеркала!..»

Подошёл Дивов.

— Роман, послушай! А что, если левое полукрыло само вышло вперёд за счёт инерционных сил при вращении?

— Не могло выйти. Оно жёстко стопорится червячным приводом.

— Здрасьте!.. А металлический треск, надеюсь, ты слышал?

— Ещё бы!

— Ну так почему бы не хрустнуть этому самому червячному шарниру?..

Дивов посмотрел на товарища, не находя что ответить. Сергей схватил его за руку:

— Пошли к самолёту!

Возле «Сапфира» был техник, и Стремнин попросил его подключить к самолёту аэродромное электропитание.

Они с Романом забрались на свои места в кабину, перевели крыло на максимальную стреловидность и стали медленно, «шажками» по пять градусов, выдвигать крыло вперёд, постепенно уменьшая стреловидность. При этом Сергей, уставясь в зеркало, внимательно наблюдал за положением пилона. Когда крыло вышло примерно в среднее положение стреловидности, Стремнин воскликнул:

— Вот как было! Ручаюсь!

Дивов, приподнявшись в кресле, наклонился к Сергею, чтобы с его места взглянуть на пилон в зеркале: пилон был виден у внешнего края рамки.

— Серёжа, значит, по-твоему, шарнир поворотного механизма разрушен возникшими на консолях крыльев от быстрого вращения машины инерционными силами?.. И крыло за счёт тех же инерционных сил само ушло вперёд, вернее, его левая консоль?.. Что ж тогда?.. Очевидно, такой же шарнир и правой консоли сломан?.. Ты просто его не мог видеть.

— Так и должно было быть, если б шарниры были совершенно равнопрочны. Но тут, как мне кажется, сломался только шарнир левой консоли — треск слышался слева… Так что, полагаю, правый шарнир цел…

— …и получилось: левая консоль у нас впереди, а правая, как была на максимальной стреловидности, так и осталась!..

— Вот именно! — Сергей даже хлопнул Романа по плечу. — Представляешь, чёрт возьми, какой несимметричный стал самолёт!.. Одна консоль вперёд, другая — назад: вот он и выделывал дикие броски… Где ж ему устойчиво лететь?!

Когда эту версию лётчики попробовали высказать заводским специалистам-прочнистам, что за шум тут поднялся! Один из спецов тут же кинул Стремнину веский вопрос: «Если шарнир сломался — как же тогда вам удалось выпустить крыло при заходе на посадку?.. Да и сейчас: вы выпускали его будто бы нормально?..»

Сергей потупился:

— Могу объяснить это лишь тем, что на «Сапфире-2» нам с Дивовым более повезло: здесь, очевидно, произошло не разрушение, а какая-то деформация в силовом элементе конструкции, позволившая все же механизму как-то работать… Но я ведь не рентген.

Все рассмеялись, показав, что последний довод Сергея ни у кого не вызывает сомнения. В этот момент к самолёту подошёл человек, держащий в руке часть сломанного кронштейна поворотного механизма крыла от «Сапфира-1» — его, оказывается, «археологам» из аварийной комиссии удалось откопать среди обломков машины, глубоко зарывшихся в землю. Но эта деталь ещё больше распалила страсти: одни кричали, что кронштейн вовсе и не от левого крыла, а от правого, другие доказывали, что он разрушился при падении самолёта. И спорили бы ещё долго, но тут загромыхал трактор, заглушив все голоса. Механик подцепил «Сапфир», и через пять минут самолёт был уже у ворот цеха.