Сергей Скобелев - Дальше фронта…

– если корабль будет так пробит, что нельзя одолеть течи и он видимо начинает тонуть;

– если все заряды и снаряды истрачены, артиллерия сбита и вообще способы обороны истощены, или потеря в людях столь значительна, что сопротивление окажется совершенно невозможным;

– в случае пожара, который нельзя погасить своими средствами и, если притом, во всех означенных случаях, не будет возможности истребить корабль и искать спасения команды на берегу или в шлюпках…».

Так-то… Корабль положено истребить, сиречь уничтожить, чтобы он ни в каком случае не достался врагу… Ни в каком! Пока палуба не скрылась под водой, пока не разбито последнее орудие и не выпущен по врагу последний снаряд…

Теперь поручику стало ясно, отчего господин капитан первого ранга Руднев был только что поименован просто «господином Рудневым». Таковых ошибок в обращении просто не бывает, и назвать офицера в лицо просто «господином» означает вызвать его к барьеру, причем примирение без пролития крови невозможно… Очевидно, что старший артиллерист «Полтавы» считает бывшего командира «Варяга» потерявшим офицерскую честь. И, похоже на то, не он один…

– Про боцманов и матросов – слова плохого не скажу…Ты можешь не знать, но у пушек «Варяга» не было орудийных щитов…

– Прости, как же это?

– Проект – американский. А уж кто этакий заказ от Адмиралтейства сделал – мне не ведомо. Не по моим погонам такие вопросы задавать… Не было щитов. Вообще. Никаких… Вот и представь, каково это: встать к прицелу, когда японцы поливают палубу и надстройки из четырёх десятков стволов, и осколки – градом? Герои, и «Георгии» носят теперь по праву… Взял бы к себе всех – хоть сейчас! А вот те, кто ими командовал… Опять же Устав, статья двести семьдесят девятая: «Кто, командуя кораблем, спустит пред неприятелем флаг, или положит оружие, или заключит с ними капитуляцию, не исполнив своей обязанности по долгу присяги и согласно с требованиями воинской чести, тот подвергается исключению из службы с лишением чинов, а если таковые действия совершены без боя или несмотря на возможность защищаться – смертной казни». Вот, повторил тебе две статьи, на войне нам самые нужные. Я их теперь вызубрил до последней точки. И не я один! «Варяг» был на плаву, мог управляться, имел годные к бою орудия и снаряды… И не важно – сколько. И – крейсер не уничтожен… Читал рапорт Руднева, ходит в списках по рукам… Составлен с целью «забить баки» штатским шпакам. Ты хоть и не моряк, но артиллерист, скажи мне, каково: за сорок минут боя выпустить из двенадцати, хотя и не понятно, по кому он там палил с обоих бортов, орудий четыре с лишним сотни снарядов? Молчал бы лучше… За такие действия должно было самое малое всем офицерам погоны оборвать и в отставку с позором, ежели смягчающие обстоятельства сыщутся. Видишь ты их?

– По тому, что ты сказал – нет. Но что бы сделал ты?

– Сражался! Если топиться или взрываться – на фарватере, закрыть, хоть частью, но проход в порт! Прах побери, я бы на таран пошел! Корабли, знаешь ли, тоже «в штыки» ходить умеют… На «Стерегущем», Володя, из пятидесяти двух выжили четверо, все раненые, но и те по японцам били до последнего из всех стволов, а чтоб не дать взять миноноску на буксир – даже из винтовок и револьверов…

– Да уж, знал бы что так – поостерегся бы спрашивать… Что же теперь?

– Теперь и верно – поостерегись… Разговор – между нами, не более! Слово?

– Слово. Но – отчего? Правда…

– Правда сейчас в том, что «Варяг» уже в песнях, и уже – легенда… И эта легенда, может быть именно сейчас, ведет кого-то в бой…

«Атаковать, но без решимости… С превосходящими силами в бой не вступать…» Такие приказы отдавал главнокомандующий Маньчжурской армией Куропаткин своим генералам. Офицерам в боевой линии оказалось не вполне понятно только одно: атаковать без решимости – это как?

Генерал-майору Роману Исидоровичу Кондратенко тоже никак «не хватало ума» понять весь глубокий смысл этаких боевых распоряжений, вызывавших регулярную нравственную изжогу. Он вообще чувствовал себя в Порт-Артуре ничуть не лучше, чем карась на сковородке.

Судите сами: генерал-лейтенант и генерал-адъютант свиты Его Величества барон фон Стессель занимал должность начальника обороны Квантунского полуострова. Укрепрайон очень быстро сжался до черты внешнего обвода крепостных фортов, и Стессель оказался в роли пятого колеса в телеге. Несмотря на письменные приказы прибыть в штаб Маньчжурской армии, выполнять их генералу очень не хотелось. В Артуре он был старшим воинским начальником, а в штабе армии – как-то обернется? Так что Стессель решительно «задвинул в угол» коменданта крепости генерал-майора Смирнова, и был постоянно занят придумыванием веских причин к тому, чтобы оставаться на месте, а также изложением оных в переписке с Владивостоком и Петербургом. Времени на руководство обороной оставалось не очень много…

Комендант крепости от неожиданной узурпации власти впал в перманентную меланхолию и решительно устранился от всего.

Командир 4-й Восточно-Сибирской дивизии барон Фок неожиданно для себя оказался «начальствующим резервами» гарнизона. Не вполне понимая, где в осажденной крепости возможно таковые сыскать, он предпочел желчно критиковать все и всех, на кого только падал глаз, что сделалось едва ли не единственным его занятием.

Количество баронов в руководстве крепости умножил контр-адмирал фон Витгефт, принявший эскадру после странной и обидной гибели адмирала Макарова.

Кондратенко не был ни свитским генералом, ни бароном, и дворянство в начале карьеры имел никак не потомственное, а всего лишь личное, и был, к тому же, среди прочих равных ему в звании – младшим по производству в чин, но именно он и был назначен начальником сухопутной обороны. Отличный выпускник Инженерной Академии и Академии Генерального Штаба мог удержать крепость, а другие – нет. При всем апломбе и непомерно раздутых амбициях, Стессель оказался отнюдь не глупым человеком…

– Роман Исидорович, ваше присутствие на совете крайне важно, непременно прошу быть. Вопрос стоит о снабжении мясным довольствием…

– Прошу простить, Анатолий Михайлович, но в данном вопросе я совершенно не разбираюсь. Мой голос прошу зачесть в пользу большинства, при том мнении, что пока есть хоть по паре сухарей на душу в день – ничего, выстоим. Мне же крайне необходимо уже через час быть на Орлином Гнезде, потом в Минный городок, договориться с флотскими, – у Кондратенко под глазами давно залегли глубокие черные круги, спать выходило часа три-четыре в сутки. Очень хотелось продать душу первому попавшемуся черту, только чтоб тот прибрал себе всех этих никчемных надутых говорунов…