Андрей Воронов-Оренбургский - Железный поход. Том второй. Рай под тенью сабель

Особо благочестивые совершают еще и дополнительную молитву ночью. Дзахо едва ли не с колыбели знал: намаз можно совершать в любом месте, лишь бы прежде было сделано должное ритуальное омовение. Предпочтение отдается молитве в мечети, поскольку там ею руководит мулла 8 8 От араб . «маула» – владыка, господин – служитель культа в исламе, обычно выбираемый мусульманами из своей среды. Под это понятие подходят имамы мечетей, их заместители (наиб-имамы), а также мусульманские служители культа, действующие вне мечети. Мулла помимо службы в мечети часто сочетал свои функции с делами судьи, нотариуса, преподавателя. , но воинам Шамиля не до мечети, не до минаретов, с башен которых звучит призыв к молитве – азан… Вместо намазлыка 9 9 Намазлык (мусаллá, джайнамáз) – названия молитвенного коврика. Размер его обычно ограничен площадью, позволяющей совершить поклон (суджýд), стоя на коленях и касаясь ковра носом и лбом. Использование намазлыка для молитвы не обязательно. В этом качестве можно использовать предметы одежды, листья и т. п.> с изображением ниши, острие свода которой обращают при молитве в сторону Мекки, у джигита верная бурка, вместо фонтана для омовений – вода из горного родника, что прозрачней самого хрусталя; вместо священной книги – Корана, в которой вьется непрерывный зеленый стебель, давая побеги и почки, словно оплетая мир бескрайней порослью человеческих дел и поступков, у горца – в сердце молитвы Аллаху, а в руках брат-кинжал, в ножнах сестра-шашка.

После того, как последняя рáката 10 10 Ракат ( араб .) – цикл произносимых на арабском языке формул, а также молитвенных поз и движений, составляющий основу мусульманской молитвы. прозвучала во славу Создателя, мужчины поднялись с колен, кутаясь в бурки, натянули на черные брови папахи, развели костры. Русские остались у реки, в родных горах нечего бояться горцу, а если и есть риск… что ж, лучше прожить один день волком, чем десять лет овцой. «Жизнь и смерть ходят рядом, но ничего не знают друг о друге», – говорят мудрые аксакалы; и еще: «Сильные идут дальше… сильные доходят до цели». Так говорили старики, и с ними соглашался Дзахо, машинально сжимая пальцы на чеканной рукояти кинжала.

– Волла-ги, билла-ги, талла-ги 11 11 Мусульманская формула клятвы именем Аллаха ( араб .). , хороший был день. Слава Аллаху, все живы. Только Эслан ранен в грудь… Что скажешь? – подошедший Занди, заросший дремучей бородой до самых глаз, покачал головой. – Смерть ходит не по горам, а по людям. Но мы отомстили русским собакам за нашу кровь… У них пушки, у нас – газават. Садись, брат, на самый мягкий камень. – Занди из Шали усмехнулся своей шутке, присаживаясь вместе с Дзахо у костра. Кто-то молча почтительно подал им пару сырных лепешек. Бехоев увидел только освещенную огнем руку. Принял подношение и с удовольствием оторвал поджаристый кусок. Все, собравшиеся у костров плотными кольцами, ели в молчании, и на фоне подсвеченного огнем неба графично виднелись бараньи папахи, прямой угол плеча бурок, вороные стволы ружей.

Дзахо стряхнул с мягких юношеских усов хлебные крошки, запил из кожаной фляжки родниковой водой и посмотрел в сторону угнанных лошадей. Те были сбиты в гурт, настороженно прядали ушами и испуганно храпели при виде крутившихся вокруг них верхами сторожей-погонщиков. Юноша улыбнулся своим мыслям; в глазах табуна отражались рубиновые углы прогоравших костров, их малиновый сочный блеск скользил и играл в черном гривье, как играют звездные блики на речной глади.

– Дождя не будет, светлячков много, – глухо обронил Занди, оглаживая широкой жесткой ладонью подстриженную, окрашенную в красный цвет бороду.

– Что будешь делать дальше, брат? С нами пойдешь к Шамилю? Имам теперь в Салатавии 12 12 Под Салатавией разумеется гористое пространство Дагестана между Сулуком, от Чирюрта до Ашильты, хребтами Мичикаль и Соук-Булак, отделяющим ее от Андии и Гумбета, и отрогом, отходящим у верховьев Акташа от Андийского хребта. Салатавия получила свое название от горы Салатау. стоит, на слиянии Ах-су и Татлы-су, а может, на Хубарских высотах, там много пастбищ и ключевой воды. Надо передать сведения о русских.

Дзахо посмотрел в немигающие черные до стального отлива глаза Занди и уклончиво сказал:

– Плохих лошадей отбили… многие ли дойдут до места?

Узкие губы старшего друга-наставника скривила ухмылка презрения. Бугристая с синеватой дымкой гололобая голова склонилась на грудь.

– Какая разница… Угоним еще… Лучше шашлык без шампура, чем шампур без мяса. Тех, что падут, бросим шакалам.

Занди закурил маленькую, с костяным мундштуком на серебряной цепочке, абхазскую трубочку и, уперев левую руку в колено, затянутое в кожаную ноговицу, молвил:

– Война – это не только храбрость, кунак. Война, как и жизнь, это еще терпение. У тебя его нет, Дзахо, а ты терпи.

– Орла обещаниями не кормят, а нас перекармливают! Когда мы дадим гяурам настоящий бой? Когда погоним неверных собак с наших гор, из наших садов, по тем дорогам, которые они построили сами?

Шалинский мюрид со скрытым удовольствием всмотрелся в молодое, смуглое, с точеной переносицей лицо своего послушника, по которому, как темные струи Сунжи, скользили конвульсии ненависти. Посмотрел и после густой паузы тепло потрепал того по плечу.

– Уо! Молодец Дзахо – джигит! Пленные русские собаки еще построят мечеть в твоем ауле. Воллай лазун, ты храбрый абрек! Если бы не был таков, не переплывал бы со мною Терек, не резал бы казаков, не поил бы землю их кровью.

– У них в жилах свинячья кровь! Убей иудея и крестоносца, так учит Коран, так говорит и наш Учитель Шамиль.

– Ты хорошо помнишь заветы пророка и посланника Аллаха Мухаммеда 13 13 Мухáммед, Мухáммад, Магомéт (ок. 570–632) – великий арабский религиозный и политический деятель, основатель ислама и первой общины мусульман. По мусульманским представлениям, Мухаммед – пророк и посланник Аллаха, через него людям был передан текст священной книги – Корана. … Волла-ги, билла-ги, Дзахо. Это очень хорошо. Кто твой отец был? – Занди, как старый лис с седой остью на шкуре, хитро прикрыл один глаз, будто уснул, но другой глаз, наполовину открытый, следил за послушником, который жадно внимал ему, ожидая наставления, вопроса или приказа.

– Мой отец? Чеченец из Аргунских гор.

– А твоя мать?

– Осетинка из Даргавского ущелья. В честь ее деда мать дала мне имя Дзахо.

Занди вновь замолчал, вытянул руки к огню, будто вспоминал былое.

* * *

Лет двадцать назад он с братом Арби действительно был в тех местах. В Даргавское ущелье им пришлось, чтоб не узнали кровники, входить через верховья, под покровом ночи, обвязав тряпьем копыта лошадей, а лица укутать по-разбойничьи башлыками. Над суровыми графитовыми скалами круто нависала иссеченная древними рубцами и трещинами снежная стена Заррчухóха. Перед ледовым ликом ее особенно сирыми казались аулы осетин, лепившиеся друг к дружке, что ласточкины гнезда. Готовясь к походу, они с братом Арби весь день отливали свинцовые пули для длинноствольных кремневых ружей – крымских, с которыми с младых ногтей хаживали в свои ичкерийские леса на зверя и за границу этих лесов… на людей. Братья Аджиевы искали славы…