Андрей Дышев - Обреченный

– Может, поцелуемся? – предложил Шелестов. – Твои губки наверняка вызовут у меня какие-нибудь сладкие ассоциации и давно забытое томление души.

Даша не ответила, не открыла глаза. Она дышала глубоко и ровно, будто бы в самом деле спала.

Вдруг он подумал про Стаса, точнее, представил, как врач, пробивая головой упругие волны, устало и тяжело гребет далеко от берега, на котором оставил своих друзей. Вдох из-под руки, выдох в воду, вдох из-под руки, выдох… Его мышцы налились свинцом усталости, глаза покраснели от соленой воды, легкие болят от долгой и тяжелой работы. Под ним десятки метров глубины, никого рядом, надеяться можно только на себя. Но друзья, конечно же, следят за ним, и сильный выносливый офицер, ветеран Войны, готов в любую секунду броситься ему на помощь. Ведь он привык совершать сильные поступки, это нормально для него, в его наградном листе описана дюжина случаев, когда он рисковал жизнью ради своих друзей, он приучен мерить дружбу по самой высокой отметке… Так ведь, Шелестов? – спрашивал себя Саня, глядя на свою руку, лежащую на плече Даши. Ты точно уверен в том, что эта парочка лишь разыгрывает любовь, что это всего лишь модель, бутафория, картонная декорация? Ты хорошо подсчитал, через сколько времени твой друг вернется обратно?

Он скрипнул зубами, поднялся и отошел в тень каменного козырька, который нависал над берегом. Там он сидел до тех пор, пока Стас, пошатываясь, не вышел на берег. Врач кинул на песок ласты и маску, обвел взглядом камни, но не заметил Шелестова, лег рядом с Дашей на горячий песок и прикоснулся губами к ее плечу. Даша вздрогнула, словно ее ударило током, кинулась к морю и нырнула в волны.

Черт вас разберет, мысленно выругался Шелестов, надежнее прячась за камни.

Ужинали молча. Каждый с деланным любопытством смотрел в свою сторону: Даша – на море, Стас – на каких-то жучков, пасущихся по хлебным коркам, Шелестов – в свою чашку. Потом Стас залез в палатку и затих.

Даша дремала над грязными тарелками. Покачнулась над каменным столом и, не открывая глаз, тоже исчезла в палатке. Минуту было тихо. Потом раздалось приглушенное мычание. Стенка палатки вспухла. Шлепок, возня, восклик Даши: "Отстань!"; девушка выскочила наружу и пошла по берегу к хаосу камней, поправляя волосы.

Шелестов едва успел справиться со своим бутербродом, когда из палатки вылез Стас. Как ни в чем не бывало он сел у очага, взял кружку, отхлебнул, поморщился: "Остыл!" Потом с любопытством посмотрел на Шелестова.

– А ты почему не вмешался?

– Куда?

– Не куда, а во что… Я же пытался изнасиловать Дашку. Разве ты не слышал, как она со мной боролась?

Шелестов едва не поперхнулся кусочком мокрого сахара.

– Что ты пытался сделать?? Изнасиловать??

– Ну да.

Шелестов отшвырнул кружку от себя, встал:

– Вот что, уважаемый господин доктор! Тебе не кажется, что мы здесь все немного поехали мозгами?!

Стас пожал плечами, поднял кружку с песка, отряхнул ее и поставил на "стол".

– Догони и успокой ее, – попросил он.

– Нет уж! Это сделаешь ты. Это твоя девушка, ты и разбирайся с ней.

– Ей нравишься ты, – спокойно ответил Стас. – Она в тебя влюблена. Разве ты не видишь? Не сдерживай себя, ты не предашь меня.

– Что?! Не предам тебя?!! Да пошли вы вместе со своими моделями на х…!

Стас неторопливо вынул из кармана пластиковый футляр, достал солнцезащитные очки, надел их, старательно поправляя дужки за ушами, и уставился на Шелестова. Он слишком долго смотрел на товарища, и Саня отвел взгляд в сторону.

– Между мной и Дашей ничего нет, – сказал Стас бесцветным голосом. – Ты прав, мы смоделировали ситуацию для эксперимента.

Шелестов усмехнулся, покрутил головой.

– Послушай, – произнес он, – когда у тебя закончится лапша, которую ты все время пытаешься повесить мне на уши?

– Я врач, – напомнил Стас вежливо.

– Но ведь это жестоко!

– Жестоко по отношению к кому? К тебе?

– К ней!

– О Даше не беспокойся. Она в курсе. Она тоже хочет быть нейропсихологом. Ее ждет блестящая карьера.

Стас зло рассмеялся.

– Зачем ты врешь?! Я же видел, как ты умирал от ревности!

– Я рад, что ты этому поверил.

– И ты нарочно оставлял нас наедине?

– Разумеется!

Шелестов чувствовал, как в нем все клокочет от злости. Насколько мог сдержанно он сказал:

– Мне это не нравится. Мне противно смотреть на все это.

– К сожалению, я не вижу иных способов вернуть тебе память.

– Память, память! Да что ты зациклился на ней? Да мне и даром не нужна эта память!! Я же не код доступа к сейфу с миллионом баксов забыл!! Я Войну забыл!! И слава Богу!! И не хочу ее вспоминать, понимаешь ты это или нет?

– Как же ты собираешься защищаться на суде? Надеюсь, ты не забыл, что на тебя заведено уголовное дело?

– А вот это уже не твое дело!

Стас снял очки и вздохнул:

– Жаль, что мне пришлось раскрыть перед тобой карты и разрушить такую удачную модель любовного треугольника… Ладно, будь по-твоему. Давай просто отдыхать и наслаждаться жизнью. Мы все свободны от каких бы то ни было обязательств друг перед другом.

Они молчали. Море тихо шептало рядом. Даша сидела далеко от них на песке, обняв коленки и опустив на них голову. Стас поднялся и, насвистывая мелодию, пошел по берегу – в противоположную от Даши сторону. Он опять надел очки, хотя солнце зашло за гору, стало сумрачно, и Шелестов не понял, зачем он это сделал.

Стас тихо посапывал в левом углу палатки. Шелестов лежал в правом. Даша – между ними. Стараясь не шуметь, Шелестов выбрался из палатки и стал собирать свой рюкзак. Он взял несколько пачек вермишелевого супа, плитку для сухого топлива, свернул и подвязал к рюкзаку спальный мешок, уложил одежду.

В пять часов стало светать. Он поднимался к шоссе. Шел быстро, не думая о том, куда и зачем идет. Сам процесс движения доставлял удовольствие. За два часа он добрался до мыса Караул-оба, расстелил спальник на плоском камне в тени сосны, влез в него и спал до тех пор, пока снова не наступило утро.

Его разбудили чайки, которые лаяли и хохотали над ним. Он еще не видел их в клейких сумерках, сквозь которые проглядывали лишь силуэты валунов и кривые сосны, похожие на горбатых карликов, обступивших его со всех сторон.

Разулся, затолкал в рюкзак кроссовки и носки. Рюкзак и спальник опустил в глубокую расщелину между двумя валунами и привалил сверху булыжником. Оставил при себе только удостоверение личности офицера, спички, завернутые в полиэтилен, да оставшиеся деньги. Снял майку, повязал ее вокруг тела. Ничего мне больше не надо, думал он, ничего я больше не хочу. Жаль только, что нет холщового мешка, да веревки, чтобы подпоясаться.

– Доброе утро!