Геннадий Хоминский - «Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

В военкомат я заходил с бьющимся сердцем. Какая будет наша встреча? Открываю дверь, за столом сидит другая девушка в форме, Люды не видно.

– Здравствуйте, вам кого?

– Здравствуйте. Я прибыл в отпуск, нужно встать на временный учёт. А как вас зовут?

– Меня зовут Лена, а вы кто?

– Павел Колокольников, прибыл из училища в отпуск. А Пётр Сергеевич на месте?

– Петра Сергеевича мы проводили на заслуженный отдых, ещё зимой.

– А где он живёт? Хочу зайти поздороваться.

– Пётр Сергеевич уехал из посёлка, насовсем, дом продал. А куда, не знаю.

– А вы откуда, что-то я вас раньше не видел?

– А мы с мужем переехали из соседнего посёлка. Уже три месяца назад.

– Понятно, – ответил я и подал Лене отпускное удостоверение.

Она поставила печать, и я пошёл в универмаг. После обеда, одевшись в новую одежду, я пошёл в больницу. Мама со мной идти не смогла, она еле-еле ходила по дому – так болела спина. Я зашёл к доктору, он хорошо знал мою маму и выписал ей какое-то растирание. Я купил его в аптеке и пошёл домой. Народу на улице было мало – разгар рабочего дня, знакомые вообще не встречались. Люда тоже на глаза не попалась, хоть я и не торопился заходить домой, постоял возле своей калитки. Дома я снова переделал множество разных дел. Сад наш выглядел заброшенным, много сухих веток, между деревьями трава по колено. Сухие ветки я все вырезал и сжёг. Траву выкосил косой, благо я это умел делать с малолетства. В прежние годы наш сад был очень ухоженным, мама всё лето работала в нём. Я всегда помогал. Весной сам делал обрезку яблонь, опрыскивал деревья, косил траву между деревьев. Теперь за садом ходить было некому. Что мог я сделать за десять дней отпуска? А мама уже не могла, силы не те. Заглянул в сарай. Дров и угля почти не было, всё мама сожгла за зиму. Я спросил, как быть. Она ответила, что дрова и уголь заказала в правлении и оплатила, теперь ждёт, когда привезут. На следующий день я с утра пошёл в правление к председателю и попросил всё привезти, пока я дома. Председатель обещал завтра-послезавтра всё завезти. Мою маму все в посёлке знали и уважали, поэтому в помощи никогда не отказывали. На другой день привезли и дрова, и уголь. Всё выгрузили у забора на улице. Раньше мы с мамой всё таскали носилками. Теперь мне всё это предстояло сделать одному, хотя мама настойчиво предлагала свою помощь, но я её, естественно, от этого избавил. Сказал, пусть лучше борщ варит, если может, а с этими вещами я сам разберусь. Не сегодня, так завтра всё будет в сарае. Я переоделся и начал носить дрова в сарай. Потихоньку, с перерывами, к вечеру я управился. Только собрался закрывать калитку, как слышу: «Паша, привет». Меня как током стукнуло. Поворачиваюсь, стоит Люда с каким-то мужиком. «Бог в помощь, ты давно приехал, в отпуск?» – говорит Люда. Вижу, что она крепко навеселе, так же как и её парень.

– Паша, это Коля, мой муж, а это Паша, ты про него слышал, – сказала Люда.

Мы поздоровались. От Коли несло водкой конкретно. Он улыбнулся и говорит: «А, лётчик? Первым делом самолёты, а девушки потом? Пролетел ты, Паша, своё счастье, вот что я тебе скажу», – и засмеялся. Мне хотелось ему сразу врезать, еле сдержал себя. Коля был на голову выше Люды и какой-то кабанистый. Здоровый, сутулый, но не толстый. Я ответил: «Каждому своё счастье нужно, а про чужое рассуждать не стоит». Коля набычился: «Это что, в мой огород камешек, что ли?» Смотрю, он готов к драке. Но тут вмешалась Люда: «Колян, пошли домой, у нас с тобой ещё дела есть», – и потащила слегка упирающегося мужа домой. В руке у неё была сетка, в которой лежала большая бутылка вина и банка магазинных огурцов. Они скрылись в своей калитке, а я пошёл к себе. На душе было муторно, как-то жалко стало Люду. Я зашёл в комнату, мама сразу увидела, что настроение у меня испортилось: «Павлик, что случилось?» – спросила она, хотя по её лицу я понял, что она знает, что случилось. Мама села на стул и говорит: «Павлик, не нужно о ней думать, ни к чему это. Пьёт она вместе со своим мужем. Как мать похоронила, так и пьёт постоянно. Из военкомата её выгнали, чем занимается – не знаю. Николай вроде хороший парень, работящий, тракторист, но тоже выпивает часто, председатель мне жаловался. В общем, два сапога пара. Жалко девчонку», – она вздохнула, и по её лицу потекли слезы. «Мамочка, не нужно, каждый сам выбирает свою судьбу», – попытался я её утешить. «Нет, Павлик, не всегда человек бывает кузнец своему счастью. Есть ещё такая вещь, как наследственность. Где-то на генном уровне у неё всё это было заложено. Дед умер от водки, бабка – от водки, её мать, Дуся, царство ей небесное, – от водки. Я надеялась, что гены Петра Сергеевича перебьют наследственность по материнской линии, но не тут-то было. Люда начала курить ещё в пятом классе, в восьмом я почувствовала от неё запах алкоголя. А сейчас что? Каждый божий день, как только я её увижу, она пьяная. И не дай бог будет у них малыш – кем, думаешь, он вырастет? Вот так вот, Павлик. А ты говоришь, кузнец своего счастья». Мы замолчали.

Отпуск пролетел незаметно. Пора возвращаться в училище. Третий курс жил уже не в казарме, а в общежитии. Можно спокойно ходить куда хочется, ложиться спать, когда захотелось, вставать на зарядку не нужно. Стало немного полегче. Закончились общеобразовательные дисциплины, начались специальные. Стало значительно интересней учиться. Письма от мамы приходили регулярно. Ей стало получше, реже стала болеть. Скучно ей одной, но ничего не поделаешь. Жизнь есть жизнь. Я уже никогда не смогу быть с ней. В одном из писем она написала, что у Людмилы родилась дочка Машенька. Что она уже год как не берёт спиртного в рот. С Николаем они развелись, тот спился окончательно. Может, даст Бог, образумится, возьмётся за голову. Ладно, посмотрим. Хотя что мне до этого? У неё своя жизнь. Может, бросит пить, дочку на ноги поставит.

Этим летом каникул у нас не будет. Выпускники третьего курса летом собираются на учебном аэродроме, где нужно налетать сто часов. А это, как говорят старшекурсники, немало.

Пролетело 5 лет моей военной службы после окончания училища. Я получил звание старшего лейтенанта. Полетал на Ан-26, правда, совсем немного: перевели на Север, на Новую Землю. Переучился на Ан-12. Север мне очень понравился. Это была хорошая школа жизни. Там я стал, надеюсь, настоящим офицером. Повзрослел, возмужал. Это было заметно даже мне самому. На Севере я стал хорошим лётчиком. Приобрёл опыт различных полётов. Летали в самых тяжёлых метеоусловиях, когда летать было нельзя. Летал и на правом, и на левом кресле. Сажал самолёт в одиночку. То есть к 1981 году я был уже достаточно прожжённым служакой и лихим лётчиком.

Начинался совершенно новый этап моей службы. Я получил назначение в Ташкент, в полк военно-транспортной авиации. Прилетев в Ташкент, я первым делом пришёл в строевую часть – нужно было стать на учёт и получить направление в общежитие. Пришёл прямо с самолёта, так как остановиться мне было негде, а часть располагалась на территории аэропорта. Дорогу мне показал ВОХРовец 2 2 ВОХР – военизированная охрана. на КПП 3 3 КПП – контрольно-пропускной пункт. . 1981 год, весна, было тепло. Это вам не Север, откуда я прибыл для дальнейшего прохождения службы. В руках у меня был небольшой чемоданчик. Все свои вещи, нажитые за годы службы на Севере, я оставил дома, куда заезжал на несколько дней по пути в Ташкент. В строевой части мне ничего не дали – я имею в виду направление в общежитие, – а отправили к начальнику штаба. «Ещё неизвестно, где вы будете служить, есть несколько базовых аэродромов», – сказала мне женщина-майор. Таскаться по части с чемоданом было как-то неудобно, и я его оставил в кабинете у майорши. Нашёл помещение, где размещался штаб, захожу. Дежурный провёл меня в кабинет начальника штаба. Посреди кабинета стоит огромный стол, размером с биллиардный, весь заваленный бумагами, картами, схемами. У стола стоит маленький, сухонький полковник и что-то вычитывает в журнале. «Старший лейтенант Колокольников, прибыл для дальнейшего прохождения службы», – отрапортовал я. «Проходи, присаживайся», – полковник кивнул на ряд стульев, стоящих вдоль стены. Подошёл, сел, разглядываю комнату. Ремонта не было давненько. Все столы тоже завалены бумагами. Судя по столам и стульям около них, в штабе обитало человек пять. Полковник был невысокого роста, крепенький, такое впечатление, что он весь сделан из мышц, ни килограмма жира. Как рельса, подумал я. Если его ударить кулаком хоть в грудь, хоть в живот, то разобьёшь себе руку, а ему ничего не будет. Седые волосы коротко стрижены, но не лысый. Гладко выбрит, хотя, как я думаю, это сделать непросто, так как лицо изборождено морщинами. Возраст определить невозможно. Ему может быть и сорок лет, и шестьдесят. Одним словом – старый служака. Прошло минут пять, наконец полковник посмотрел на меня, подошёл и сел рядом.