Артём Чепкасов - День за два. Записки «карандаша» чеченской войны

– Суки, – с бессильной злобой в голосе прошипел замполит, и мы засмеялись ещё громче.

Не в силах понять, кому это поблизости столь весело живётся, Есаулов бестолково завертел головой. Окончательно растеряв ориентиры, он попробовал закурить, неловко переступил с ноги на ногу, поскользнулся и шлёпнулся в придорожную слякоть. Первым к офицеру ринулся Руль, оставив распахнутой дверцу:

– Что ж вы так неаккуратно, товарищ старший лейтенант, – посетовал водитель, тщётно пытаясь поднять пьяного, и мне, сидевшему с краю, пришлось выпрыгивать из кузова да помогать.

За мной, громко выругавшись на родном языке, поспешил Татарин, и втроём мы сноровисто управились с офицером, горланящим солдатскую песню:

– А над Шали звёзды таят в лучах зари, ты только маме, что я в Чечне не говори…

Накушаться, да так, что и слова не вымолвить, старший лейтенант Есаулов изволили-с в Моздоке, как только пришло понимание, ребятишек из Пластилиновой Республики целехонькими вывез.

Бухал наш сопровождающий с офицерами местного полка. Не всем так везло, особенно если вспомнить дембелей из девяносто девятой дивизии. Мы на войну в мае приехали, а они через неделю должны были убыть по домам, честно отслужив, но этого оказалось мало, и плачущие души загубленных мальчиков навсегда остались в Ингушетии. Точно так же в любую минуту могло случиться и с нами, в чём никто не сомневался. Привыкли ждать смерть, при том относясь к ней без должного почтения. Она для нас одновременно и существовала, и нет. И думая о ней всякий раз, мы о ней же вовсе и не помышляли. Так не потому ли всевышний миловал нас, отпустив домой. Вот и грешно было Есаулову не снять неимоверное чувство ответственности за нас – детей, считавших себя взрослыми и опытными. А как же? На настоящей войне побывали.

Спиртом из Моздокского полкового медпункта замполит угощался хоть и недолго, зато метко. Почти не закусывал, а лишь курил одну за другой после каждой чайной чашки, залпом опрокинутой в рот, и через час мы кое-как запихали его в кабину. Подсобили моздокцы, чей ротный уже храпел в канцелярии, ещё не осознавая в полной мере, что опять пронесла нелегкая.

Он дома, а война там. Пускай всего в десятке километров, но там, а не здесь. К вечеру он проспится, умоется, побреется, переоденется в чистую гражданскую одежду и домой. К жене и детям. Там, за небогатым, праздничным столом соберутся те, кому исхудавший со впалыми щеками офицер больше всего рад, и кто искренне счастлив видеть его.

И он снова будет пить до беспамятства. Несколько дней. Каждый раз, как последний. Но однажды очнётся да силой воли, присущей любому командиру, стряхнёт с себя похмельный дурман. Умывшись и впервые за несколько дней сделав зарядку, он невнятно попросит у жены прощения за загубленную им же её молодость. Затем чмокнув и её, и детишек, рванёт с ними в отпуск к родителям. На новенькой «девятке». Или на другой тачке. Шакалы боевых получали побольше солдат, и бабла у них вполне могло хватить на машину покруче. Тойоту, к примеру. Пускай подержанную, а всё надёжнее вазовской легковушки.

Впрочем, совершенно без разницы, какой автомобиль может купить себе командир одной из забытых богом рот, если ему точно известно, отпуск кончится, и он снова уедет на войну, никому не обещая, вернуться живым.

Вот и старшему лейтенанту Есаулову было до одного места, кто он, где и что с ним. Ещё не успел уехать с войны, а притихшие в страхе аулы уже с нетерпением ждали возвращения русского офицера через месяц – другой, ибо с ним вернутся и хоть что-то похожее на порядок да какое ни на есть, а подобие спокойствия. Не секрет – русских в Чечне не любят, но понимают, лучше с нами, нежели с теми, кто приходит по ночам да во имя борьбы за свободу, непонятно от чего, с кем и в поддержку кого, забирает последнее у мирного горца, желающего просто жить, любить жену, растить и учить ребятишек, творить пусть и маленькие, незаметные, но добрые дела.

И Есаулов догадывался, вряд ли останется жить после войны, которая и была для него ничем иным, как его жизнью. Потому шакал и плевал на всё, да развалившись в кабине аки барин и успев указать вялой рукой на крайние дома городка, моментально захрапел с чувством выполненного долга. Безмолвная команда, означавшая: «Двигай дальше», была выполнена должным образом, как того бойцу устав и предписывает. Точно и в срок.

Скоренько рассевшись по своим местам, мы вновь затряслись по ухабистой дороге. И когда проезжали машину гаишников, ефрейтор Котов, гранатометчик шестой роты не иначе навсегда обезумевший от счастья, неожиданно прокричал строчку из дембельской песни. Про мусора, что с перепугу отдал честь дембелю, так как на погонах у того тоже лычки есть!

В ожидании потехи Белаз – стрелок первой роты по фамилии Белоглазов даже показал милиционерам неприличный жест. Однако или менты на нашу выходку внимания не обратили, а без того весь интерес в миг улетучился, или же слова разлетелись по ветру, и уже нельзя было сложить их в строчку, дабы понять, о чём они, а только продолжать песню Котов не стал.

Со следами заживших фурункулов на длинной, будто у жирафа, шее, прозвище у этого долговязого воина легко угадать, какое. Кот. Солдат не любит долго размышлять, он предпочитает действовать.

Думать же – удел шакалов. Они чьих-то детей в бой ведут и обязаны потом вернуть их матерям. Живыми.

А солдатское дело нехитрое. Ать, два, левой. Абсолютно всё строго по команде. Не люди живые, а солдатики игрушечные из пластмассы, каких у меня в детстве была тьма тьмущая. Красные, зелёные. Я же больше всего любил бесцветных, металлических, однако таких в ребячьей моей армии водилось маловато, и сей факт вынуждал сокрушаться да клянчить у родителей ещё. Ровно до той поры, пока не вытянулся из мальчика в юношу с первыми признаками усов. Свершилось, взрослым стал. Знать бы ещё тогда, понимать, что это значит. Глядишь, и не был бы столь счастлив.

Ну, а у взрослых и желания посолиднее. И хотелось мне уже не солдатиков, а настоящую машину. «Девятку», да прямо с завода и само собой на литье. А как иначе? И с великим трудом среди моих сослуживцев можно было отыскать того, кто без устали не болтал бы только об этой автомарке, если уж не о девках и жратве. Иных тем для беседы у солдата срочной службы не водится.

Однако, если, кому-то подавай синюю либо чёрную тачку, а то страсть, как мечталось о серебристой или белой, то лично я грезил лишь о той, что свела с ума красавиц из «Комбинашки» в их зажигательной песне, раз ацать гремевшей на моих проводах.

Надо же, всего каких-то полторагода прошли с того туманного, из-за обилия спиртного, вечера, а словно вечность прошмыгнула, превратив беспечного юнца в мужчину. И, тем не менее, разглядывая из кузова окраинные домики райцентра, я не представлял, как буду жить дальше. Да, особо и не задумывался над этим, а мечтал лишь о новой машине, какую не мог не хотеть и старший лейтенант Есаулов.