Юрий Тимофеев - Не ходи служить в пехоту! Книга 5. Генеральский штаб

– Ха-ха! Ну вы и махнули. Ваш НГШ подчинён нашему министру, и этим всё сказано, – с гордостью за Анатолия Сердюкова заявила женщина.

– Давайте вот что сделаем. Вы, когда будет у вас время, почитайте положение о Генштабе, оно утверждено указом Президента, просто советую для понимания. Пригодится.

Мы разговаривали с ней очень тихо. Но готовившийся к докладу мой начальник управления иногда посматривал в нашу сторону, и мне было понятно, что он крайне недоволен нашим общением, хотя сам разговор не слышал. Всем своим видом, несколько демонстративно он показывал, что общаться с этой женщиной у него нет ни малейшего желания. Я замечал у него в отношении к ней напускное высокомерие, которое совершенно не проявлялось ни к подчинённым, ни к иным офицерам или генералам. Женщина это хорошо чувствовала и побаивалась его, и, следовательно, даже не пыталась с ним заговорить. Видимо, именно этого он и добивался.

Наконец объявили, что ей можно войти в кабинет НГШ. А я вздохнул с облегчением и сосредоточился на мыслях о докладе.

Вышла она несколько озадаченная, но с видом победителя. Видимо, НГШ её поддержал в вопросах перечисления денежного довольствия военнослужащих или пообещал вникнуть в этот совершенно чуждый для него вопрос. Перед выходом из приёмной женщина подошла ко мне и тихо попросила позвонить ей после того, как я освобожусь.

Я кивнул и быстро направился в кабинет вслед за своим начальником управления.

НГШ поздоровался с нами за руку, пригласил разместиться за длинным и массивным столом. Надо отметить, что многие себе представляют по советским фильмам, что высокопоставленным генералам офицеры докладывают, исключительно приняв стойку «смирно», а подход к начальнику – с неизменным щелчком каблуков, и так далее. Не знаю, как это было раньше, может быть, действительно маршал Советского Союза Г. К. Жуков так и поступал, когда докладывал никогда и ничем не командовавшему генералиссимусу, и требовал этого от своих подчинённых, но в наше время такого не было. Да, докладывали о прибытии, но без пафоса, с соблюдением элементарных правил взаимоотношенийй между военнослужащими и воинского этикета. В общем, не было того, что принято называть солдафонщина.

Я знал, что у НГШ есть тот же комплект документов, что и у нас с начальником управления, и предполагал, что нас вызвали не просто так. Видимо, после ознакомления с письменными материалами и нашим докладом, у него остались вопросы. Требования были всегда неизменными: если вопрос докладывается НГШ, значит, он проработан до мельчайших подробностей. У него не проходили варианты: «юристы против», «финансисты не понимают» и тому подобное. Напротив, если он услышит, что юристы не согласны, мигом заставит всё делать в соответствии с законами, и даже вникать не будет в суть претензий юридической службы.

Вопрос касался покупки нескольких экземпляров одного образца вооружения и военной техники, в иностранном государстве, притом не из бывшего СССР. Он не производился нашей промышленностью серийно, а разработка заново началась несколько лет назад, так как те несколько отечественных образцов, что были в наличии, не отвечали современным требованиям. Уже были получены положительные результаты по научно-исследовательской работе и начата опытно-конструкторская работа, сроки выполнения которой неоднократно переносились. В самой лучшей перспективе мы могли получить отечественный опытный образец с конструкторской и технологической документацией не ранее чем через четыре года. При этом он будет сильно уступать многим лучшим зарубежным образцам, стоящим на вооружении в их армиях. С учётом реального положения дел в промышленности серийное производство в лучшем случае уходило за горизонт шести лет. А учитывая наличествующие производственные мощности, насыщение войск этой техникой на оценку «удовлетворительно» можно ожидать не ранее чем через десять лет. К этому времени отечественный образец ВВТ превратится в посмешище.

Тут были вопросы, связанные как с закупкой иностранной ВВТ, так и с постановкой на вооружение в войска будущих отечественных серийных образцов, сделанных на базе иностранных . То есть закупить и не внедрить в отечественное серийное производство свою технику – это преступление. Впустую потраченные народные деньги. И если всяких делашей и приближённых к власти этим не напугать, им всё нипочём, то таких как я и мой начальник управления санкции могли коснуться реально.

В основе находился подписанный Главнокомандующим одного из Видов Вооружённых Сил документ о необходимости покупки, скорейшего внедрения в производство и постановке на вооружение. Разумеется, с этим докладом были согласны все, и я не сомневался, что у НГШ не будет вопросов на этот счёт. На столе у НГШ были разложены документы,по которым мы докладывали, и я заметил, что отдельно лежит заключение нашей военно-юридической службы (пока ещё военной). Содержание этой бумаги было мне предельно понятно. Разрешить закупить иностранный образец ВВТ может в нашем государстве только один человек. Это заключение делало решение абсолютно политическим. Здесь тоже всё было понятно. Целесообразность покупки у иностранцев тоже очевидна – срезать как минимум на три года срок поставки образца ВВТ в войска, причём с более лучшими тактико-техническими данными, чем разрабатываемый отечественный вариант. Об этом уже писалось в документе, подписанным Начальником Вооружения – заместителем министра.

Однако я обратил внимание, что НГШ отдельно прямо перед собой положил два заключения, приложенных к докладу Начальника Вооружений. Значит, я попал в точку. Одно заключение Управления развития базовых военных технологий и специальных программ (УРБВТ), второе заключение Управления развития электронной компонентной базы (УРЭКБ). Именно в этих заключениях и заключалась проблема.

УРБВТ убедительно отстаивало необходимость скорейшего получения образцов ВВТ на базе иностранных и показывало, как быстро и далеко мы сможем выйти к созданию совсем иных вооружений. Но была одна сложная проблема. В любом случае отечественная промышленность не производит нужный поршневой двигатель. То есть двигатель надо будет закупать в Китае. На разработку отечественного и внедрение его в производство уйдёт не менее четырёх лет и нескольких сотен миллионов долларов.

УРЭКБ говорило о том, что вся электронная компонентная база будет импортной (азиатской, преимущественно китайской и тайваньской) Для начала производства Минобороны придётся профинансировать создание целой отрасли промышленности. И тут цена вопроса уходила в миллиарды долларов.

В свою очередь Главное управление вооружений, опираясь на докладную записку министерства экономического развития и торговли, докладывало, что спрос со стороны российского бизнеса на нашу электронную компонентную базу будет низкий, и конкуренции она на мировом рынке не выдержит, то есть вложения никогда себя не оправдают. Тем более никогда не оправдают себя вложения в разработку поршневого двигателя, поскольку он будет в основном востребован в военной промышленности, а все платежеспособные страны, как правило, находятся вне зоны влияния России.