Михаил Прядухин - В тени больших вишневых деревьев

Наконец еле-еле успокоившись, Игорь серьезно произнес:

– Пора возвращаться в палатку. Скоро подъем…

46

Глава IV

Как только ушли разведчики, Сергей тут же отключился, хотя казалось, спать совершенно не хотел, но огромное количе-ство выпитой бражки хоть и не опьянило его разум, но выклю-чило, как будто кто-то в мозгу дёрнул за невидимый рубильник. Все попытки алкоголя пробиться в глубь сознания Сергея были безуспешны – нейроны, скованные стрессом, держали мертвую круговую оборону. По мере усвоения веселящего напитка с каждой минутой концентрация спирта в крови увеличивалась, и, дойдя до критических показателей, алкоголь чисто физио-логически подавил всякую активность мозга. Что-то подобное стало происходить и во внешнем мире, и в сознание Пожидаева кто-то настойчиво стал пытаться проникнуть, только это уже была не бражка…

Где-то с неделю назад зампотыл приказал хранить хлеб в подсобке у Сергея, т. к. хлеборезка часто подвергалась раз-граблению нарядом по столовой. Как обычно, в пять утра привезли хлеб из 101-го полка, где была своя хлебопекарня и который находился в пяти километрах от 12 -го Гвардейского. Прапорщик Гуляев на автомате постучался в подсобку, зная, что там спит Пожидаев. В ответ на первый стук – тишина. Тогда прапорщик постучал более настойчиво по двери косточ-ками пальцев – глухо. В третьей попытке разбудить повара были уже удары кулаком в сопровождении негромких вы-криков: «Серега, вставай! Серый, проснись! Открой дверь!» Безмолвие. Четвертый приступ двери был в виде долбежки её яловым сапогом , кулаками и криками: « Рядовой Пожидаев, подъем! Встать! Открой, падла!» Тишь да гладь. На пятой по-пытке Гуляев вообще озверел. И даже не оттого, что сильно хотел спать, т. к. всю ночь прождал в очереди за хлебом, а из-за того, что какой-то чижара спокойно дрых в каморке, а он, целый прапорщик, заместитель начальника столовой, вы-нужден тут плясать возле закрытой двери. Гуляев дубасил по двери рукоятью пистолета, руками и ногами, вопя проклятия

и угрозы, призывая в свидетели двух рядом стоящих солдат, утверждая, что он все же откроет подсобку и убьет Пожидаева, пристрелит как собаку…

47

Дверь звенела, трещала, стонала и даже порой, казалось, как-то поскуливала, но стоически держала натиск взбешенного прапорщика. Но вдруг она стала издавать какие-то свои зву-ки: из ее недр четко прозвучал щелчок, потом другой. Потом, скрипнув петлями, она открылась…

Гуляев было ринулся внутрь и уже наклонил корпус вперед, но вместо этого мгновенно отскочил в сторону. Два солдата с лотками хлеба в руках, наблюдавшие во все глаза за штурмом двери, увидели, как из открывшегося проема вырвалась струя светло-бежевой жидкости, затем показалась голова Пожидаева,

и из нее опять вылетел фонтан, заливая бетонный пол кори-дора. Следом показался полностью и повар, который, даже не нагибаясь, продолжал стоять под давлением, струей изрыгая из себя чистую бражку, о чем свидетельствовал жесткий запах, моментально распространившийся по коридору. Прапорщик, переждав «извержение Везувия», подскочил к Сергею и со всего маху ударил его в лицо. Тот обратно залетел в каморку и, упав навзничь, тотчас опять отключился: алкоголь снова взял верх над его сознанием.

– Ну, сучара, погоди у меня, – прошипел Гуляев, глядя на спящего Пожидаева. Потом добавил: – Заходите, ставьте лотки, а этого положите на кровать.

Дождавшись, когда разгрузят весь хлеб, Гуляев закрыл многострадальную дверь подсобки и зашагал в сторону офи-церских модулей, прямо к зампотылу Фурса, пока «птичка не вылетела из клетки».

Сорвавшись со своей лавочки, где густой аромат цветущих деревьев только что наполнял сердце Сергея радостью, он понесся во весь дух по каким-то дебрям. Кто-то страшный, неведомый, огромный гнался за ним. Он чувствовал затылком его смердящее теплое дыхание и, как бы ни старался, оторвать-ся от преследователя никак не мог. Вдруг дебри еще больше сгустились, ветки стали больно хлестать его по щекам. Сергей пытался защитить свое лицо руками, но жесткие прутья ко-рявых деревьев какого-то заколдованного леса таинственным образом проходили сквозь блоки и били все сильней и больней, сильней и больней, сильней и… Он проснулся и открыл глаза…

48

Над ним стоял подполковник Фурса и отвешивал ему по-щечины, пытаясь разбудить, а когда увидел, что Сергей открыл глаза, проорал:

– Встать! На губе сгною! Встать!

Пожидаев еще несколько секунд не понимал, что проис-ходит. Осознав, попытался вскочить на ноги, но его так мотнуло, что он тут же завалился на стену. В этот же миг, оттолкнувшись от нее и все же поймав равновесие, Сергей постарался встать

в стойку «смирно». Подсобка кружила хороводы из кастрюль, коробок, мешков и хлеба. И в этой пляске мелькало усатое лицо зампотыла. Потом эти «усы» стали рявкать семиэтажные маты и угрозы, потрясая перед лицом Сергея солдатским 12-литро-вым термосом, в котором хлюпались остатки бражки. Это был первый, но далеко не последний «залет» Пожидаева.

***

Опять мелькнула знакомая тень в посудомойке, когда Пожи-даев проходил мимо нее. И он, войдя в подсобку, спросил Игоря:

– Вы что, отходы не выносили?

– А что? Завтра с утра вынесем. Неохота по ночухе с ними шарахаться. Пока дойдешь до арыка, все ноги себе перелома-ешь. А что случилось?

– Да ничего. Снова Козленок парашничает1. Я ему уже гово-рил, чтоб приходил вечером ко мне. Всегда найду, что пожрать,

а он за свое. Вкуснее, что ли, эти помои? – ответил Сергей и уселся на стеллаж.

– Взрывайте2, я сейчас, – сказал Алехин, протягивая По-жидаеву косяк, и выбежал из подсобки.

Не успел Сергей передать сигарету с гашишем Гере, как на пороге каморки появился Игорь, таща за шиворот тощего высокого парня в потрепанном грязном бушлате, в засаленных штанах и в облезлой зимней шапке. Руки у него были черны и покрыты коростами. Лицо было очень худое и изнеможденное, и на нем хлопали длинными ресницами огромные глаза. Их разделял классический греческий нос. Было понятно, что если