Марк Агабальянц - Моя семья. Память…

…

Леночка рассказывает… А всё началось с того, что в 37-ом арестовали одного из руководителей завода, на котором папа работал главным инженером. (Это был завод «Красный Аксай», до революции – просто «Аксай». Завод был основан в 1891-ом году, по случайному совпадению главным инженером и совладельцем того, дореволюционного завода был мой прадед по другой родственной линии – Сергеев Николай Ерофеевич. После событий 1917-го года завод экспроприирован новой властью, а бывший совладелец эмигрировал)

Арестованного вынудили выдать своих «сообщников», он наугад назвал 10 или 15 человек, не помню… Среди всех была папина фамилия. Папу забрали и начались скитания мамы – она искала его, то в новочеркасской тюрьме, то в Батайск его перевели, она поехала, куда-то ещё… Двадцать восемь месяцев то там, то там… Дядя Геворк по служебному положению был близок к Микояну – тот тогда был наркомом пищевой промышленности, а дядя тоже работал в этой области. (Микоян Анастас Иванович, 1895–1978, государственный деятель. На момент событий, описанных в повествовании – Нарком пищевой промышленности, Нарком внешней торговли СССР; Агабальянц Георгий Герасимович, 1904–1967, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор сельскохозяйственных наук, учёный, профессор. На момент событий, описанных в повествовании – заведующий кафедрой технологии виноделия Краснодарского института пищевой промышленности, заместитель директора по научной и учебной работе, как автор теории Метода шампанизации вина, занимался разработкой технологии производства Советского шампанского)

И вот, дядя попросил Микояна о своём брате. Попросил не так, чтобы о нём «похлопотали», а чтобы просто назначили суд, на котором папа хотел оправдаться, доказать, что он не «враг народа», что его просто оговорили. Потому что всё это время папа сидел без суда и каких-либо конкретных обвинений.

Холодное пиво… Есть фотография, где мы, дети, я с Лидочкой и Эдик – Эдик в кровати, болел ревматизмом тогда – и рядом с нами девочка. Вот бабушка этой девочки, Ольга Яковлевна, по-моему, работала в НКВД поварихой. И она нам или сведения какие-нибудь добывала о папе, или даже несколько раз через неё удавалось ему что-то передать… Я помню, как во французскую булку вложили мою фотокарточку, чтобы папа посмотрел. И вот, видимо, она как-то сказала, что папа сидит в угловом подвале, сказала, куда выходит его окошко. И мама с дядей Бодей пошли туда. Был очень жаркий месяц, а там, на углу пиво продавали. И вот они купили пиво и становятся так, чтобы их было видно из того подвального окошка, хотят показать, что у них, мол, всё хорошо, что они пьют пиво, ну и так далее… А папа потом рассказывал: я там от жары задыхаюсь, а они холодное пиво пьют!

…

Граф Монте-Кристо… И вот, опять-таки, через эту женщину папа передал – такой «граф Монте-Кристо» в мелком масштабе: из рыбной кости сделал крючок, распустил носки и связал – передал для меня очень красивую сумочку с бахромой и кушачок с кисточками. И Ольга Яковлевна каким-то образом это пронесла. Я помню, что кроме той французской булки с моей карточкой, ещё «Мишку», конфеты несколько штук мы передали – много она не могла, но как-то проносила. Она сильно рисковала, конечно. Хорошая женщина очень была…

…

Авторитет… Сидел он по-разному, одно время с уголовниками. Ну, он вообще такой был человек – умел со всеми найти общий язык, и с крупными учёными, и с рабочими. Он всегда пользовался авторитетом. Вот, в его камере один из уголовников хвастался, как он вещи воровал: «Однажды обокрал одного профессора, – говорит. – В окно всунул крючок и со стула стянул.., там висели пиджак и брюки». Папа ему говорит: «Ах ты, негодяй! Ты моего брата обокрал!». Тот потом долго извинялся, оправдывался: «Ну, я ж не знал, Герасимыч, что это твой брат!»…

Оттуда пошла целая серия уголовных рассказов, песен, вроде «Мурки» и так далее, и так далее, анекдоты всевозможные… А потом, когда с политическими сидел – ну это было хуже, конечно… Например, помещают не в камеры, а в подвал, где под потолком проложены канализационные трубы, в трубах просверлены дырки, чтобы на них это всё капало…

…

Часы… Как-то папу вызвали на допрос, посадили ждать в коридоре, перед дверью следователя. Часовой где-то в другом конце коридора стоит. А перед глазами часы висят, папа посмотрел – восемь часов. И слышит – там дверь в кабинет приоткрыта – говорят: «Приготовьте машину с песком в полдевятого». А «машина с песком» – это когда расстреливают и увозят трупы. Значит, папа понимает, что это к нему относится. А на часах – восемь и стрелки не двигаются. Он сидит уже долго и думает, что сходит с ума – время остановилось. В это время подходит часовой и говорит: «Фу ты, опять остановились часы, уже полдесятого»… А папа до этих «полдесятого» сидел и ждал вот эту вот «машину с песком»… для себя… Вот такие вещи…

…

Птичья фамилия… Фамилия одного из следователей была Орёл. Папа перестал их бояться уже. И как-то в запальчивости он ему в лицо и бросил: «Хоть вы и Орёл, но вы об меня когти поломаете»…

…

Однополчанин… Когда Микоян столкнул дело папы с мёртвой точки, был назначен суд. Папа – он к той поре уже больше двух лет сидел – о суде ещё ничего не знал. А дядя Бодя стал суетиться насчёт адвоката и нашёл одного, который взялся за папино дело. И вот, вызывают папу к следователю, он думает, что просто на допрос. Он заходит в кабинет, а там…

Дело в том, что мой папа… – этого не знали, если бы знали, его бы расстреляли, конечно, с самого начала – когда ему было девятнадцать лет, он был юнкером… Шуры Мултанова отец, папин дядя, был полковником Белой армии. (Мултанов Герасим Аракелович, брат Ерикнас. Его сын, Александр – двоюродный брат Вани) И папа пошёл к нему служить вместе с Шурой, был какое-то время юнкером. Папе девятнадцать лет, 1917-й год. Но это, каким-то образом, официально осталось неизвестным. И когда папу посадили, ему не предъявляли никакого обвинения и он, собственно, по существу не знал, за что сидит. И вот, дядя Бодя находит одного хорошего адвоката, который вместе с папой был в той самой армии, тоже был юнкером. Папу вызвали к следователю, и вдруг заходит вот этот вот… Но папа-то ничего не знает и думает про себя – всё…, очная ставка.., вот это расстрел… Тот сразу сообразил – видимо, папа в лице изменился – он сказал: «Вас не предупредили? Я Ваш адвокат…». Как знать, может и себя торопился спасти, ведь папина реакция была непредсказуема…