Владимир Каржавин - Небесные мстители

– Какое же?

– Мы с тобой находимся на разных берегах. Я – арестант, подследственный. Ты – военный юрист и будешь меня судить. Так?

– Так. Потому я сюда и пришла.

Игорь горько усмехнулся.

– Когда-то давно, в мае тридцать восьмого, ты меня защищала. А сейчас будешь судить. Как все меняется.

– Званцев, у нас нет времени на сантименты. Давай поговорим о главном.

Он почти как по команде встал, выпрямился во весь свой немалый рост и заявил:

– О главном? Хорошо. Если так, то слушай и запоминай. Я вырвался из плена не только для того, чтобы спасти свою шкуру. У меня имеются сведения о новейшей разработке немцев, реактивном самолете «Саламандра». У нас такого нет. Понимаешь, Ритка, нет! Это значит, что «Саламандра» не должна летать! Я пытался объяснить это капитану Смерша, а тот врезал мне в челюсть.

– А ты ему в ответ.

– Да, в ответ, но не об этом речь.

– Именно об этом, Званцев. Ты ударил представителя власти.

– Ритка, я погорячился. А что было делать? Он предлагал мне взять на себя предательство.

Игорь вкратце рассказал ей о концлагере, о подпольной организации и неудавшемся, как он слышал от Купцова, побеге. Рита слушала его молча. Главное она берегла напоследок.

– Скажи, Званцев, честно, ты встречался в Чехии с отцом? – вдруг спросила она.

Игорь почувствовал, как его больно кольнуло. При их расставании более шести лет назад разговор шел о его отце. И вот сейчас, при встрече то же самое.

– Оставь моего отца в покое, – зло процедил он. – Ты в своем уме? В Чехии я был в концлагере. Как выжил, не знаю. В бараке девятьсот человек, нары в три этажа. Каждый из нас был в полной власти капо, эсэсовцев, коменданта. Любого могли избить, изувечить, убить. Двести граммов хлеба, кружка баланды и три картофелины – вот и вся еда на день. Работа изнурительная. Ежедневно повозка, запряженная людьми, увозила трупы туда, где дымила труба. Может, хватит? Повторяю, я был в концлагере!

– Только ли в концлагере?

Игорь в упор смотрел на Риту.

«Эту женщину я когда-то любил. Она даже была моей женой», – говорил его презрительный взгляд.

– Значит, и ты веришь, что я предал?

– Званцев, ты несносен! У меня нет времени вести следствие. У тебя есть единственный шанс не оказаться у нас в трибунале. Это принять условия Купцова и написать покаянную.

– Что? Ты тоже предлагаешь мне стать предателем?

– Званцев!

– Я рисковал жизнью, добыл секретные сведения, а ты!.. Пошла вон!

Игорь распалился не на шутку. Еще немного, и он обложил бы свою бывшую жену трехэтажным матом или запустил бы в нее чем-нибудь.

Рита Мещерская захлопнула дверь сарая, устало прислонилась к ней спиной.

Часовой, стоявший рядом, скорее всего, слышал проклятия арестанта, адресованные ей. Поэтому он с удивлением наблюдал за душевными переживаниями представителя военной юстиции.

Придя в себя, Рита неторопливо зашагала по тропинке в сторону единственной дороги, проходящей через село. Самое главное Званцеву она так и не сказала. Он и сейчас не знал о том, что она воспитывает их дочь.

– Кто посмел заправить русский самолет? – Оберштурмбаннфюрер Вальц прохаживался вдоль строя своих подчиненных и орал, не умолкая. Эсэсовцы, все в черных мундирах – командиры рот, взводов, рядовые из охраны концлагеря и завода – вытянулись в струнку, застыли на месте.

Не получив ответа на этот вопрос, Вальц перешел к другому:

– Чей взвод дежурил этой ночью на взлетной полосе? – Он с недоверием окинул взглядом людей, стоявших навытяжку.

Из строя вышел немолодой эсэсовец, командир роты, с заметным шрамом над переносицей и с черной повязкой на глазу. Видно было, что ему пришлось повоевать.

– Господин оберштурмбаннфюрер, взлетную полосу охранял третий взвод шарфюрера Бонхофа.

– Бонхоф! – взревел Вальц.

Ответом ему было молчание.

– Где Бонхоф? Не вижу его.

– Бонхофа вчера днем госпитализировали. У него язва желудка, – пояснил одноглазый офицер.

– Ну и кто за него?

Из строя вышел молодой парень. На вид ему было лет восемнадцать, никак не больше.

– Шарфюрер Эрих Бухгольц, – представился он.

Вальц всмотрелся в лицо парня. Пополнение пришло совсем недавно, и он не успел еще всех запомнить.

– Ты что, не слышал рев мотора?

– Слышал.

– Почему не предотвратил вылет?

Парень поправил очки с толстыми стеклами, сползшие на нос, и ответил:

– Я плохо вижу в темноте. Я думал, что это наш самолет.

Вальц театрально развел руками.

– Посмотрите на него. Он думал! Ты что, вчера родился? Не знаешь, что за нас думает фюрер? Твое собачье дело – исполнять приказы, не только его собственные, но и тех людей, которых он поставил над тобой. Инструкции читал?

В ответ молодой эсэсовец отрицательно покачал головой и тихо промямлил:

– Не успел еще. Я здесь только второй день.

Вальц почувствовал, что вспотел.

«С такого молокососа взятки гладки, – подумал он. – А одноглазого ветерана отдавать под суд душа не лежит. Ведь он еще на Курской дуге воевал в дивизии «Мертвая голова». Ох, придется отвечать мне».

– Разойдись! – теперь уже негромко выкрикнул Вальц и устало опустился на лавку. Достал сигареты, закурил.

«Во что превратили СС! – размышлял он. – Когда-то один удаленный зуб – и пошел вон, не служить тебе, парень, в элите. А сейчас что? Одноглазые, язвенники, очкарики. Неужели у Германии людские ресурсы на пределе?»

Оберштурмбаннфюрер быстро докурил сигарету, поднялся и пошел в сторону комендатуры.

В июле сорок четвертого ему повезло. Машину с двумя важными участниками покушения на фюрера он, начальник охраны сторожевого пункта, пропустил беспрепятственно, за что мог угодить под суд. Выручил Эвальд, брат жены. Теперь придется попросить его о помощи еще раз. Но гарантии, что Эвальд поможет, нет.

Вальц расположился за столом в своем кабинете, не снимая шинели и фуражки, набрал нужный номер.

– Группенфюрер Брайтнер будет через полчаса, – услышал он. – Кто его спрашивает?

Вальц представился.

– Что передать?

– Я сам перезвоню, – сказал он и положил трубку.

Но Брайтнер вернулся раньше и позвонил сам:

– Густав?

– Слушаю тебя, Эвальд.

– Это я тебя слушаю.

Вальц хотел было сразу рассказать обо всем, что случилось, но вовремя остановился, понимая, что телефон может прослушиваться.

Поэтому он ограничился только короткой фразой:

– Надо увидеться. Срочно.

Брайтнер хорошо знал своего зятя, был в курсе его проделок и подвигов. Похоже, Густав снова влип. Будь на его месте кто-то другой, Брайтнер и пальцем не пошевелил бы, чтобы помочь. Слишком большое число ступенек карьерной лестницы отделяло его от какого-то там оберштурмбаннфюрера. Но Густав Вальц был женат на его младшей сестре Эмме.