Александр Андреев - Берегите солнце

Мы ждали Самарина с возраставшим нетерпением.

Браслетов нервно сплетал и расплетал тонкие пальцы, хрустя суставами; он точно прислушивался к тому, что происходило в его душе. Неожиданно и резко поднялся.

— Пойду к бойцам, — сказал он. В нем как бы просыпалась решимость. Подготовить надо… Самарин, я полагаю, не для праздной беседы прибудет…

Майора Самарина я встретил в воротах. Вместе с ним прибыло еще двое: один в гражданской одежде, второй в военной, капитан войск НКВД. Пожимая мне руку, те двое не назвали себя. Они стремительно прошли вслед за майором в школу. Я провел их в штабную комнату.

— Пригласите комиссара и начальника штаба, — приказал майор Самарин.

Я кивнул Чертыханову, и тот мгновенно выбежал из комнаты. Человек в штатском не разделся, лишь снял фуражку и пригладил ладонью реденькие, коротко остриженные на вдавленных висках седые волосы; лицо у него было суховатое и бледное, с желтизной, губы тонкие, взгляд небольших глаз неспокойный и проницательный.

Когда Браслетов и Тропинин вошли и представились, человек в штатском приказал:

— Заприте дверь. Садитесь… — Осматривая нас, он медленно переводил взгляд с одного на другого, как бы прощупывал, докапываясь до сердцевины. Вражеская армия подступила к Москве, — заговорил он четко и сухо. — Нас разделяет последняя оборонительная полоса. Враг рассчитывает взломать ее и ворваться в город. Он не пожалеет для этого ни средств, ни сил. В создавшемся чрезвычайно критическом положении мы, несмотря ни на что, обязаны сохранить хладнокровие и здравый рассудок. С Дальнего Востока и из Сибири подходят свежие силы, эшелон за эшелоном. Мы будем сражаться насмерть. Враг в Москву не пройдет. В связи с создавшимся положением жители Москвы обязаны подчиняться железным законам, которые диктуют нам время и обстоятельства, сохранять строжайший порядок. Уже сейчас в городе замечаются отдельные случаи ограбления касс, магазинов, продовольственных складов, ювелирных мастерских и так далее. Зашевелились долго таившиеся враждебные элементы. Замечается самовольное оставление служебных постов и учреждений. Паника, вызванная приближением вражеских войск, бывает страшнее и опаснее самих вражеских войск. Мы должны пресечь ее в самом зародыше.

Человек в штатском обернулся к капитану войск НКВД. Капитан тотчас развернул на столе карту Москвы. Она была разбита на квадраты, обведенные разноцветными карандашами.

— Смотрите, — сказал штатский, обращаясь ко мне.

Он указал пальцем на обширный район, включающий в себя Красную Пресню, часть Садового кольца от площади Восстания до площади Маяковского, а также кварталы от улицы Герцена по Тверскому бульвару до площади Пушкина, обе Бронные с примыкающими к ним переулками.

— С этого момента, — продолжал штатский, — и до особого распоряжения вам принадлежит полная власть в указанном мною районе, и вся ответственность за порядок и дисциплину лежит на вас, товарищ капитан. Выдайте капитану Ракитину постановление Государственного комитета обороны, подписанное товарищем Сталиным, и удостоверение.

Капитан войск НКВД вынул из портфеля напечатанное типографским способом постановление на одном листочке.

— Ознакомьтесь, — сказал человек в штатском.

Я стал читать. От тех страшных в своей беспощадной силе слов, которые я про себя произносил, у меня дрогнули руки. И человек в штатском, заметив это, негромко стукнул ладонью по столу.

— Будьте стойки, капитан. Война разоблачает карьериста, шкурника, труса и паникера. Никакой пощады паникерам, лазутчикам, грабителям и подстрекателям к беспорядкам. Вам ясна задача, товарищ капитан?

— Так точно, ясна, товарищ… — Я не знал ни фамилии, ни звания этого человека. — Задание Государственного комитета обороны будет выполнено.

Штатский одобрительно кивнул, но выражение лица, строгое и суховатое, не изменилось. Капитан войск НКВД подсунул мне книгу с разграфленными листами.

— Распишитесь. Вот здесь и вот здесь…

Я расписался.

— Перенесите на свою карту район ваших действий, — сказал майор Самарин. — Постановление прочтите всему батальону, после чего немедленно приступайте к выполнению задания.

— Слушаюсь, — сказал я.

Майор улыбнулся и мягко, но настоятельно попросил:

— Пожалуйста, отличайте обыкновенных граждан от злостных нарушителей порядка. Комиссар, вы меня поняли?

— Так точно, понял! — откликнулся Браслетов, вскакивая.

— О месте вашего нового штаба немедленно сообщите мне, — сказал майор Самарин.

Человек в штатском провел ладонью по узкому усталому лицу, с минуту посидел с закрытыми глазами, затем рывком встал.

— Желаю удачи, капитан, — сказал он резко и двинулся к двери, больше не взглянув на меня; на ходу надел фуражку. — Куда теперь? — вполголоса спросил он у майора.

— В Сокольники, — тихо ответил Самарин.

Я хотел проводить их до машины, но штатский остановил меня.

— Занимайтесь своими делами.

Мы остались втроем. Лейтенант Тропинин, склонившись над картой, изучал район будущих действий.

— Ничего себе, миссия… — проворчал он, покачав головой. — Трудно придется, товарищ капитан. Мы едва ли охватим такой район.

Браслетов, распрямившись, сказал спокойно и убежденно:

— Причем тут «едва ли», товарищ лейтенант? Приказано охватить — значит, должны.

— Понятно, товарищ комиссар, — отозвался Тропинин и искоса, с иронией взглянул на расхрабрившегося Браслетова. — Я думаю, товарищ капитан, штаб батальона следует перевести вот сюда, на Малую Бронную, в помещение Пробирной палаты. Это почти в центре нашего района, и помещение подходящее.

— Помещение хорошее, это верно, — подтвердил Браслетов. — Я его знаю.

Я взглянул на карту и согласился с Тропининым.

— Пусть будет так. На месте решим окончательно. Соберите бойцов в коридоре. Срочно.

Батальон был выстроен в три длинных шеренги. Тусклая лампочка горела в дальнем конце. Я вынул из кармана листок с постановлением Государственного комитета обороны. Чертыханов светил мне фонариком. Я стал читать:

— «В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный комитет обороны постановил:

Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным Московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.