Александр Андреев - Берегите солнце

— А вы шепните ему, — попросил старик. — Он не просчитается.

— Одну минуту, сейчас шепну. — Чертыханов приблизился ко мне и сказал: — Товарищ капитан, взгляните на себя в зеркало: вы совсем позеленели. Разве можно доводить себя до таких крайностей? Теперь они один за другим пойдут — где вы напасетесь нервов на всех…

— Обидно, Прокофий, — сказал я. — Помнишь, как мы под настилом в грязи валялись, а по настилу, по нашим спинам разгуливали немецкие солдаты, проезжали повозки? Ради чего мы лежали там, ну, ради чего?

— Что было, то прошло, — сказал Прокофий. — А мы живы… Вот и еще один. — Чертыханов указал на человечка с седыми клоками над ушами. — И на него нервы надо? Как бы не так!.. Эй, гражданин! — позвал он. — Подойдите к капитану.

Старик, взмахнув длинными полами пальто, словно крыльями, подбежал ко мне и выжидательно заглянул в лицо.

— За что его забрали? — спросил я.

— За чемоданы. — Чертыханов кивнул на горку чемоданов в углу.

— Что в них?

— Шут их знает. — Подойдя к чемоданам, он взял верхний, кинул его на стол и хотел открыть. Старик положил на крышку руку с ревматически скрюченными пальцами и многозначительно посмотрел на Прокофия.

— Вы предупредили капитана?

— Все в порядке, гражданин…

— Кто вы такой? — спросил я у задержанного.

— Кто я такой? — воскликнул он и покрутил лысоватой головой. Наверное, не фашистский агент и не шпион! Обыкновенный часовщик. Вы видите мою спину? Я никогда не разгибал ее — сижу у рабочего стола и стараюсь, чтобы у всех людей было точное время…

Чертыханов раскрыл чемодан, и я сощурился от внезапного яркого блеска. Вначале мне показалось, что чемодан доверху набит скрученной медной проволокой. Но, приглядевшись внимательнее, я различил нечто иное: золотую оправу для очков.

— Откуда это у вас? Вы же часовых дел мастер!

Человечек с неподдельным удивлением пожал плечами.

— Вы меня спрашиваете серьезно? Так я вам отвечу: это не мой чемодан. И я совершенно не понимаю, кому понадобилось это утильсырье! Такое время… Он отвернулся брезгливо и демонстративно.

Второй чемодан был заперт.

— Дайте ключ, — попросил я у владельца чемоданов.

— Откуда у меня ключи? — спросил он все с тем же оттенком брезгливости и безразличия. — Может быть, и тут такое же барахло, а мне отвечать.

— Взломайте, — сказал я.

Никогда в своей жизни я не видел в одной куче, вблизи, столько золота и драгоценностей, читал лишь в сказках и видел в кино: в тайных пещерах разбойников и в царских кладовых хранились такие сокровища. Тут были браслеты с камнями, названий которых я не знал, золотые кубки, блюдца, золотые монеты царской чеканки с профилем Николая Второго, небольшие золотые слитки, статуэтки — толстенький кудрявый ангелочек, стреляющий из лука, и золотой козлик с острыми рогами, оправленный в золото веер из тонких зеленых пластин. Сквозь золотую желтизну проглядывали, то жарко вспыхивая, то мягко зеленея, то искрясь, дорогие камни…

Все, кто был в этот момент в помещении, вплоть до часового, окружили стол, заахали, пораженные сказочным зрелищем: они, как и я, впервые видели золото в таком обилии…

Лейтенант Тропинин заглянул через головы бойцов в чемодан и произнес со сдержанной иронией:

— Как это вам, гражданин, удалось собрать такой ворох добра? С виду вы не похожи на Остапа Бендера. До чего ж обманчива внешность!

Маленький человечек презрительным взглядом окинул чемодан с золотом.

— Да, здесь более ценные вещи, чем те проволочки для очков. Тоже мне богатство — оправа для очков! Польстились! Но при чем тут я? Я и сам впервые вижу столько всего в одном паршивом чемодане. Идиоты! Не могли рассовать по частям. По карманам. — Он подергал меня за рукав. — Ну не идиоты, а?..

— Идиоты, — согласился я.

В двух остальных чемоданах были упакованы малахитовые плитки, отрезы парчи, шелка и черно-бурые лисы. Отрезы были переложены бумажными американскими долларами.

— Ну не идиоты? — сокрушался старик искренне. — Положили доллары в чемодан, как старые газеты. Как будто нельзя было сунуть в карман или спрятать в бюстгальтер!..

— А говорили, что вы не агент, — сказал я, оглядев задержанного. — Кто же вы после этого? Стране не хватает средств на производство танков, самолетов для армии, а вы пытались скрыться с таким богатством. Выходит, вы — хотите или не хотите — помогаете фашистам захватить Москву.

Старик возмущенно взмахнул руками.

— Послушайте, товарищи, что он говорит, какие смешные слова! Это я, старый рабочий человек, сильно обожаю Гитлера и его фашистскую свору! Я ему помогаю!.. — Он опять подергал меня за рукав и понизил голос: — Когда вы будете составлять ваши бумаги, не забудьте записать, что я от всего этого отказываюсь. Это не мое.

— Во двор, — распорядился Тропинин, и Чертыханов, как старый приятель, учтиво обернулся к старику:

— Идемте, папаша, провожу. Лично никогда еще не встречал такого богатого человека.

— Бывшего богатого, — с грустной улыбкой поправил его старик.

Привели крикливую женщину в телогрейке и в сапогах, здоровую и краснощекую, с двумя свиными окороками под мышками. Она визгливо кричала, надвигаясь на бойца и топая ногами, грозила. Тропинин отправил ее во двор.

Я написал донесение о первых шагах нашей деятельности, об отобранном золоте и драгоценностях и со связным мотоциклистом послал майору Самарину. Не прошло и часа, как к нашему штабу подкатила легковая машина. Из нее вместе с Самариным вышли двое военных и один гражданский. Они осмотрели ценности, опечатали чемоданы и, поблагодарив меня, точно это был мой подарок, за ценный и своевременный вклад в государственную казну, уехали.

— Помощь нужна? — спросил майор Самарин перед уходом.

— Пока справляемся.

Вернулся с обхода комиссар Браслетов. Он привел с собой двух субъектов с одичалыми глазами. Один из них оказался директором хлебопекарни; он, составив себе командировку, пытался бежать, нагрузив автомашину продовольствием и ценными вещами. Второй — кассир с завода; этот, получив в банке деньги для выдачи зарплаты рабочим, присвоил их себе и намеревался скрыться.

— У меня все документы в порядке! Вот они! — Директор, человек лет сорока, в пальто с каракулевым воротником, в светло-желтых полуботинках и новеньких калошах, рыхлый, с одутловатым лицом, возмущался и кричал, багровея от натуги:

— Пропуск на машину есть! Что вам еще нужно? Это самоуправство!

— Документы у вас в порядке, это верно, — сказал Браслетов. — И пропуск есть. А совесть партийная ваша не в порядке. Документы останутся у нас, мы проверим, кто разрешил вам бросить производство в такой момент. А машину вашу и продовольствие используем для нужд армии. Проведите бывшего директора хлебопекарни туда, где ему и положено быть. — Директора увели во двор. — А вы, — обратился Браслетов к кассиру, высокому, с длинной верблюжьей шеей и выступающим на ней кадыком человеку, — вы пойдете на завод — вас отведут туда под конвоем — и, как положено, выдадите рабочим зарплату.