Дмитрий Чарков - Обреченные выстоять. Мужские расказы

– Подождать нужно. Сейчас сколько время? Около десяти вечера, наверно. Там уже похолодало, так чего нам вообще туда выползать?

– Так на базу надо, там же и жрачка, и манатки все…

– Да ладно, помрешь, что ли, если не поужинаешь? А на манатки твои никто и не позарится.

Алексей попробовал было плечом приподнять крышку, но сил у него оказалось маловато для такой затеи, и он её оставил, спустившись осторожно вниз. Оглядевшись, Семен обнаружил у стены сваленные в кучу алюминиевые и фанерные коробки из-под каких-то деталей: видимо, недавно в этом тюбинге что-то ремонтировали и, как всегда, оставили после себя реквизит. Он перевернул пару ящиков, смастерив своеобразное кресло, и растянулся на них, разминая уставшие ноги. Алексей последовал его примеру.

– А сколько ждать-то будем? – спросил он, располагаясь рядом.

– Да отдохнем маленько, и двинем дальше, – заверил его Сеня, закрывая глаза. Свеча мерно горела на полу между ними, откидывая на стены причудливые тени.

– Ты сам откуда? – немного погодя спросил Семён.

– Местный я, из Черёмушек, – откликнулся Алексей.

– А как на улице очутился?

– А как мы все сюда попали? Кого водка, кого жадность, кого что…

– Жадность-то при чем тут?

– Да вот при всём: хотел я двухкомнатную вместо своего барака, и чтоб подороже продать и подешевле купить – как все, в общем. Только не всем везёт. Тогда-то не знал еще, что для таких предприимчивых уже специальная бригада создана – рыщут по объявлениям, прозванивают, встречаются, беседует, а вроде как и порядочные, приличные люди, понимаешь? Мне вот, например, сумели втолковать, что есть один покупатель, который хочет обменять свою двухкомнатную на частный дом – ну, дескать, любовь у него безумная, а женщина капризная, так он хочет поближе быть к ней. Даже показали мне бабу по нашей улице, и хахаля этого. Конечно, у меня глаза от такой удачи на лоб полезли, сам посуди: обменять барак на отдельную квартиру с чисто символической доплатой! Это потом только я прочухал, что это специально для меня они спектакль разыграли – женщина-то настоящая, а мужик подставной: прилично одетый, с сединой и бородкой такой – профессорской. Он просто на моих глазах, видать, клеился к ней, а со стороны впечатление было, что ухаживает: цветы дарит, под ручку водит. А потом и ко мне на переговоры пришел: выручай, мол, я уже год здесь сторожу жильё на продажу, и ты – моя находка и спасение всей жизни. Могут они, конечно, найти гнилушку в человеке: не лестью, так деньгами, не деньгами, так напором – в общем, ударили мы с ним по рукам. У меня были, конечно, кое-какие сомнения, я даже к юристам хотел сходить, но риэлтер сказала – это женщина была, тоже приличная вся такая, прикинь? – что, типа, давай-давай, ты на сделке хорошо сэкономишь, как раз хватит на гонорар юристу; вот я и не пошел.

– Ну а бумаги-то сам подписывал? Не глядя, что ли?

– Да ведь они у меня доверенность взяли, вроде как на ведение дел по подбору вариантов, к нотариусу водили – я до сих пор не знаю, что это за нотариус. А потом оказалось, что – фьюить! – свою-то продал, а взамен купил квартиру в давно снесенном здании. Только документы по продаже оформили в управлении юстиции, а по покупке на следующий день – опять у нотариуса, у другого только, который и нотариусом-то не был, очередная подстава, в общем. И сколько не ходил по конторам да по участкам – всё без толку: документы по продаже оформлены правильно, повода к расторжению нет, а покупка – просто ничего не значащая бумажка; две разные сделки, факта мошенничества не усмотрено, возбуждению не подлежит – вот и вся правда.

– А родственники?

– Жена ушла ещё в молодости, дочь где-то с ней есть – но кому я сейчас такой нужен? Не жене – это уж точно, а дочке сейчас семнадцать только, а как я приду к ней бомжом и скажу: вот, родная, принимай отца-археолога, только что из-под земли вернулся; а всё, что мать про меня нагородила – чушь. Так, что ли?

– Пожалуй, так не прокатит.

– Да никак не прокатит. Думаешь, я не ломал себе голову? И к одним сунулся, и к другим, и к третьим – да кому нафиг это надо? На работе жить пытался, барахло в служебном гараже пристроил, так его растащили – не мог же я дежурить там круглосуточно.

– А ты кем работал?

– Водителем.

– И что, уволили?

– Три месяца тормошили с пропиской, а потом извинились, сказали, прости, Петрович, хороший ты человек, но без штампика. А меня потом всё это так достало, сил не было – хотел удавиться, да не смог: жадность опять остановила, жадность до жизни, ради неё только и не удавился тогда. А человек – он ко всему привыкает, и к колодцам тоже.

– Да-а, не повезло тебе.

Алексей продолжал:

– А мне иногда охота в тюрьму – по зиме особенно.

Семён взглянул на него с интересом:

– И как – получалось?

– Не-е, в самый последний момент думаю: ты, дурак, что собрался сделать? И всё, на месяц успокаиваюсь. Потом опять то же самое, и так уже четыре года.

– Ё-ё, – протянул Семён, – я столько не выдержу.

– А куда ты денешься? – спокойно ответил Лёха. – Я тоже поначалу думал, что не выдержу и месяца, а потом… – он махнул рукой и отвернулся.

Семёну показалось, что его товарищ плачет – тихо, по-собачьи. Он ничего не стал больше говорить и молча лежал, перебирая в голове обрывки своих детских воспоминаний: двор, детский садик, футбол, что-то из школы. Это было похоже на калейдоскоп, переворачиваемый в руке: кусочки мозаики складывались в разнообразные картинки, но цельного сюжета не проявлялось. Он снова лёг на спину и увидел на потолке каплю конденсата, собирающуюся оторваться от поверхности и устремиться вниз, прямо к его лицу. Семён закрыл глаза и напряг изнутри своё зрение, пытаясь сквозь веки уловить очертания этой капли, заставить её замереть, в то же время ожидая ощутить на своём лбу легкий "чпок" от её прикосновения, но ничего не происходило. Он помолчал минуту, а потом произнес:

– Лёха, а ты не переживай особо-то – живы, и слава Богу, у многих и этого нет.

– Да я привык уже, чего тут переживать? Гнобит только, что до конца дней своих по колодцам придётся шастать – это ли жизнь? А так сидел бы я сейчас на кухне в своей берлоге, ругался бы с Люськой, ворчал на бабу Свету – вечно надымит папиросами на всю квартиру: ей уже под девяносто, а пыхтит, как паровоз.

– А ты курил?

– Да попробовал пару раз – ничего интересного, лучше стакан водки накатить. А ты?

– Нет, наверно. Да и где бы теперь на это еще деньги брать – на пожрать бы чего наскрести, не до сигарет уже.

– Это точно. У меня тут, кстати сказать, от батона немного осталось, – он достал из кармана куртки кусок батона, завернутый в целлофановый пакетик, – перекусим, может?

– Давай, – с благодарностью согласился Семён и подсел поближе.