Владимир Мороз - За отвагу

– Васька, вяжи фрица, который на дороге, – Кузьмин нырнул в кусты. Василий бросился к лежащему немцу, прижал его к земле и лихорадочно принялся скручивать руки. Закончив, он подбежал к сержанту. Тот был мертв, и с этим ничего нельзя было поделать. Пуля со спины, проломив грудную клетку, попала прямо в сердце. Смерть была мгновенной. Сзади сквозь шинель выступило небольшое кровавое пятно. В это время из кустов вылез старшина, тяжело дыша и держась за бок.

– Немец стрелял. Офицер. Видать, приспичило по нужде сильно. Или молочка несвежего напился. Вот они и остановились. Там он в собственном дерьме лежит, даже штаны надеть не успел, – кивнул Кузьмин в сторону обочины. – Документы я у него забрал. Как Волков? – он подошел поближе.

– Убит, – негромко сказал Василий, закрывая глаза погибшему.

Сколько друзей, знакомых и просто однополчан погибло у него на глазах за последние месяцы, даже счет потерял. Всякого насмотрелся на этой войне, а вот до сих пор привыкнуть к чужой смерти не получилось. Как будто вместе с ней теряешь и частичку своей жизни. Даже не верится как-то, что всего несколько часов назад ели кашу из одного котелка, и на тебе, больше нет человека. Надежного, крепкого как скала сержанта убил какой-то обгадившийся фашист. И обидно, что снова нет времени на похороны. Некогда рыть могилу и предавать тело Волкова земле. И его родители так никогда не узнают, что их сын остался навсегда лежать около дороги. Теперь, если повезет, похоронят местные жители, хоть крестик какой-нибудь поставят. А если не повезет, то так и будут лежать кости сержанта на обочине, обглоданные лисицами да воронами, пока не поглотит их полностью придорожная трава, навсегда спрятав от чужих глаз.

Старшина присел рядом, вытащил документы Волкова и положил их в тот же самый карман, где уже лежали бумаги убийцы сержанта. Не успели оттащить тело убитого на обочину, как вдали в ночи замелькали фарами приближающиеся машины.

– Васька, хватай фрица, отходим, – сказал Кузьмин, а сам вдруг опустился на колено, схватившись за правый бок.

– Федор Николаич, товарищ старшина, что с вами? – подскочил к нему Василий.

– Задел он меня, фриц-то. Вот гаденыш. Ладно, помоги подняться, – Кузьмин, опираясь на руки Василия, выпрямился. – Уходим. Времени и так не осталось.

Держась руками за бок, старшина двинулся в лес. Василий, рывком поставив немца на ноги, пинком придал ему нужное направление, а сам двинулся сзади. Машины были уже рядом, их моторы, казалось, звучали всего в сотне метров, когда они скрылись среди деревьев. Не успели отойти, как заскрипели тормоза грузовиков, остановившихся перед стоящим посреди дороги мотоциклом. И тут же зазвучали громкие и четкие команды немецких офицеров. Из машин на пыльную дорогу стали выпрыгивать солдаты, разворачиваясь вдоль дороги. Осветив место фонариками, оценив обстановку и решив, что нападение произошло совсем недавно и русские не могли уйти далеко, тем более что, судя по пятнам крови, один из них ранен, командир колонны приказал провести поиски и попытаться захватить разведчиков.

Быстро светало, тумана в лесу почти не было. По всему выходило, что шансы расквитаться с русскими за убийство офицера штаба и одного из сопровождавших его жандармов были высоки. Выстроившись в широкую цепь, группа немецких солдат во главе с назначенным обер-лейтенантом двинулась вперед. Остальные погрузили тела убитых в грузовик и ожидали возвращения товарищей. Мертвого русского разведчика отволокли подальше от обочины и бросили в траву. С каждым шагом старшине было все труднее идти. Он задыхался, кровь не останавливалась, а времени на то, чтобы перевязать рану и отдохнуть, не было: преследователи шли буквально по пятам. Василий, несмотря на возражения, забрал у него автомат, закинул за спину и теперь шагал впереди, ведя за собой немца. Чтобы оторваться, нужно было добавить скорости, да где ж ее взять? Еще немного, и старшина свалится. Прикажет Василию уходить вместе с пленным, выполняя приказ, а сам будет их прикрывать, пока есть силы. Но бросить Кузьмина он не сможет, а значит, придется вступать в бой, из которого выйти живым точно не получится.

Так думал Василий, продолжая поддерживать невысокий темп, чтобы старшина не отставал. Постепенно погоня приближалась. Еще чуть-чуть, и станут заметны фигуры солдат, мелькающие между деревьями. И тогда Василий решился. Остановившись, он вытащил из-за голенища нож и, подойдя к замершему от ужаса немцу, перерезал веревки на руках.

– Вставай сюда, быстро, шнель! – приказал он, поставив немца сбоку от Кузьмина. Сам стал с другой стороны.

– Федор Николаич, хватайся, побегать придется.

Старшина забросил им руки на плечи, подавив внутри себя очередной стон. Он тоже понимал, что Василий скорее откажется выполнять приказ, нарушит все инструкции, чем оставит его умирать. Не такой он человек, Васька Доброхотов. Сколько раз ругал его за это Тишкевич, все грозился под трибунал отдать, когда тот в очередной раз вытаскивал из тыла полуживого товарища по разведгруппе, совершенно не заботясь о выполнении приказа, а потом, отдав раненого на попечение медикам, сам уходил в ночной поиск и возвращался с добычей.

Скорость движения сразу возросла. Задыхаясь, беглецы быстро отрывались от преследователей. Обессиленный старшина почти висел у них на плечах, едва не проваливаясь в беспамятство, но рук при этом не отпускал. Немцу было тяжелее. Во-первых, он и сам был раза в полтора худее Василия, а во-вторых, кляп мешал нормально дышать ртом. Поэтому немец громко, как паровоз, сопел, выпуская воздух носом вперемешку со слюной и соплями. Василий видел мучения немца, но кляп не вытаскивал, решив, что он может закричать и тем самым направить преследователей точно на них.

Наконец, враги отстали. Обер-лейтенант, наверное, решил, что гоняться сейчас за русскими разведчиками – это как пытаться голыми руками поймать зайца в лесу: хлопотно и бесполезно. Прозвучала громкая команда, и немецкая цепь остановилась. Немного постреляв вперед, больше для самоуспокоения, фашисты развернулись и двинулись обратно, в сторону поджидавших их грузовиков.

Пули не причинили беглецам никакого вреда, оставшись где-то далеко за спинами. Пробежав еще немного и поняв, что преследование завершилось, они остановились и завалились на землю, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Василий подошел к немцу и освободил ему рот от кляпа. Тот стоял на четвереньках, не в силах приподняться. От переутомления его вырвало. Вытерев рот грязной рукой, немец сел, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза.

Произошедшее не укладывалось у него в голове. Совсем недавно вместе с фельдфебелем Штраубе и лейтенантом Клейном, которые любезно согласились захватить его с собой из санчасти, где ему накануне вскрыли выскочивший на плече гнойный чирей, они ехали в его родную часть. Теперь он сидит в окружении двух вражеских разведчиков, при этом тела фельдфебеля и лейтенанта, успевшего застрелить одного из русских, сейчас валяются в дорожной пыли, остывая. А он при этом собственноручно тащил раненого русского сквозь лес, боясь, что если откажется, то второй русский, со свирепым лицом, перерезавший глотку Штраубе, поступит точно так же и с ним.