Владимир Мороз - За отвагу

– А что это он руки задрал? – удивился хозяин.

– «Хэндэ хох» – это «руки вверх» по-нашему, а так как немец человек военный, то он и выполнил приказание, – объяснил Василий поведение пленного.

– Ишь ты, – восхищенно закачал головой хозяин, – и правда, живой немец. Никогда раньше не видел. Я сюда ровно пятнадцать лет назад из-под Твери приехал в школе работать, у нас их отродясь не было, а местные, кто здесь родился, еще кайзеровцев помнят.

Через двадцать минут прибежал полный человек с абсолютно лысой головой. В руке он держал небольшую сумку. Немного отдышавшись на крыльце и вытерев платком пот с лысины, он без стука вошел в дом.

– Это наш доктор-вицинар, Игнат Поликарпович.

– Да какой я тебе вицинар, Константин Егорович, ты же в школе работаешь. Что, слово «ветеринар» никак не выучишь?

– Да не обижайся ты, Поликарпович, тебя все так в деревне зовут.

– Ладно, показывай больного.

Они подошли к старшине. Тот слабо дышал, сдерживаясь, чтобы не застонать от боли.

– Ну, товарищ военный, не взыщи. Я хоть и коровий да овечий доктор, но кое-что могу и у людей подремонтировать.

Он наклонился над раненым, затем принялся срезать засохшую от крови повязку. Василий, не желая отвлекать врача от работы, вышел с пленным во двор, уселся на крыльцо. Мимо то и дело сновала жена хозяина с тазиком.

– Может, помочь? – подхватился было Василий, но та только махнула рукой:

– Да сиди уж! Без тебя помогатых хватает.

Вскоре вышел сам Константин Егорович, присел рядом.

– Значит, в Лоеве уже немец? – нарушил он тишину.

– Скорее всего, – кивнул Василий.

– Получается, что завтра-послезавтра и до нас доберется, – тяжело вздохнул хозяин. – Сильный он, фашист этот, ишь как прет, без остановки. Ну ничего, Наполеон в свое время так же резво скакал, да только еле живой уполз. И этот никуда не денется.

– Знаю, – Василий кивнул в сторону пленного, – вон уж каких доходяг призывать стали! Значит, скоро выдохнутся окончательно. Нам политрук говорил, что это план такой – заманить фрицев поглубже на свою территорию, чтобы им назад пути не было.

– А политрук твой о тех, кого вы здесь оставляете, подумал? О детишках, бабах, стариках? Им-то каково здесь будет?

– Это все временно, скоро повернем назад, – взволнованно ответил Василий. Об оставляемых на оккупированной немцами территории жителях он думал часто. Отступая через хутора, деревни, города, солдаты везде встречали один и тот же осуждающий взгляд тех, кому предстояло здесь жить после их ухода.

– Временно? – Константин Егорович задумался о чем-то своем, затем кивнул головой: – Ну, дай бог, чтобы твои слова да подтвердились. Но чувствую я, нахлебаемся мы тут горюшка. Что с пленным-то своим делать будете? – он кивнул на сидевшего невдалеке немца.

Василий тоже перевел на него взгляд, затем пожал плечами:

– Не знаю пока, как старшина скажет. По мне бы в расход пустить, и дело с концом.

– В расход? – Константин Егорович посмотрел прямо Василию в глаза. – А за что?

– Ну как за что? – не понял тот вопроса. – Он же немец, враг, пришел к нам с войной.

– Он же сейчас безоружный! Для него война уже закончилась.

– И что? Он враг, а врага надо беспощадно уничтожать, так сказал сам товарищ Сталин!

– Ну, если сам Сталин сказал, – улыбнулся Константин Егорович, – то оно конечно. Только ответь мне на вопрос: если в плен никого не брать, кто после освобождения будет строить то, что разрушили? Мужиков-то наших война эта ох как выкосит! К нам уже пять похоронок прийти успело. А у нас-то в деревне дворов раз-два и обчелся. Страшно даже про всю страну представить, сколько голов будет положено ради победы. Получается, что опять все бабы да детишки восстанавливать будут?

– Ничего, не всех убьют, выдюжим, нам это не впервой, – резко ответил Василий. – А куда нам теперь его с собой тащить? Он сейчас больше обуза, чем раненый товарищ старшина. И ведь здесь не оставишь, снова на службу вернется и дальше против нас воевать будет. Так что по мне – проще убить. А пленных мы еще много насобираем.

Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел доктор. Постоял немного, разминая пальцы рук, затем присел рядом и, вытащив платок, принялся вытирать пот с головы.

– Чуть-чуть пуля не вышла, пришлось на спине надрез делать, чтобы вытащить. Но старшина-то твой крепкий, молодец, ни разу не застонал. А ведь без наркоза пришлось удалять.

– Он такой, сибиряк, – с гордостью за Кузьмина ответил Василий.

– Это и видно, крепкий еще. Организм сильный, справится. Рану я промыл, повязку наложил. Идти ему сейчас нельзя, нужно пару недель отлежаться. Иначе в любой момент кровотечение начнется, а он уже и так достаточно потерял кровушки-то своей.

– И что нам теперь делать? – растерянно спросил Василий, глядя на доктора.

– Ну… – задумался тот, поглаживая рукой лысину, – для начала я бы его где-нибудь спрятал. Думаю, что немцы совсем скоро пожалуют. А там как бог даст. Но идти я ему категорически не рекомендую.

– Поликарпович, а может, их на старой панской пилораме пока схоронить? – подал голос Константин Егорович. – Она уже кустарником вся заросла, ее и не найдешь просто так, пока случайно не наткнешься. Там летом только пацанва играет, да наши мужики иногда прячутся от жен, чтобы выпить спокойно. Думаю, это самое безопасное место. Да и ты сможешь приходить перебинтовывать.

– Хорошая мысль, – доктор спрятал мокрый платок в карман. – Только давай завтра с утречка их туда отведи. Старшина уснуть сейчас должен, я ему две таблетки снотворного дал, пусть хоть немного отдохнет. А это и есть тот самый немец? – кивнул он в сторону пленного.

– Ага, – ответил Василий, – он и есть.

– А что такого дохленького взяли? Покрепче никого не было? – пошутил доктор.

– Так получилось, – Василий не стал рассказывать о мотоцикле, смерти Волкова, о погоне. Но доктор, видимо, что-то услышал в его голосе такое, что невозможно объяснить.

– Прости, если обидел, вижу, что несладко пришлось, – он хлопнул Василия по плечу. – Врач – это очень циничная профессия. И не важно, кого ты лечишь – человека или лошадку. По-другому, брат, здесь нельзя. Ну да ладно, заболтался я с вами, домой пора, жена, наверное, заждалась. Без меня спать не ложится никогда.

Доктор встал, взял свой чемоданчик, который вынес на крыльцо сын хозяина, и, попрощавшись, ушел в темноту. Было слышно, как он возится с калиткой, ведущей на улицу. Затем шаги, удаляясь, окончательно стихли в ночи.

Нежданных гостей покормили, и все стали располагаться на ночь. Спящего старшину решили не трогать и оставили на скамейке, укрыв тулупом и подложив под голову подушку. Немца заперли в маленькой баньке, повесив на дверь тяжелый замок. Ну а Василию было отведено место в сарае на куче свежего мягкого сена.