Наталья Барикова - Без права на эмоции

− Рано говорить спасибо. Ты еще никуда не едешь. Я же тебе сказал, что не я буду решать, будешь ты в составе группы или нет, − строго проговорил отец, но по его глазам я видела, что он очень был расстроен тем, что я приняла такое решение. – А теперь иди к себе и жди. Секретарша вызовет тебя, когда будет необходимо, − добавил он, и я, чмокнув его в щеку, помчалась на первый этаж.

Зайдя в кабинет, я подошла к столу Вали и положив ей на плечо руку проговорила:

− Ты извини меня, что я так разговаривала с тобой. Когда я увидела папку, то просто не смогла совладать с собой, боясь, что отец хочет оградить меня от всего того, что касается смерти Димки.

Валя отодвинула стул и внимательно посмотрела на меня.

− Оля, ты взрослая девушка. Сейчас война и нужно уметь держать свои эмоции в узде. Нам всем сейчас нелегко. Мы все кого-то потеряли на этой войне или у нас у всех есть те, за кого мы очень сильно переживаем. Твоего мужа уже нет в живых, ты уж прости меня за эти слова, но есть те, кому еще жить и жить. Отец твой сильно за тебя беспокоился, когда ты в больнице лежала. Побереги его, ели уж сама себя не бережешь. И не лезь туда, куда ты так отчаянно рвешься, до добра это не доведет тебя, – строго отчитала меня Валентина и погрузилась в свои бумаги.

Я тоже погрузилась в свои бумаги и два часа пролетели как одна минута. К нам в кабинет зашла секретарша моего отца и пригласила меня зайти к нему. Быстро вскочив я помчалась на второй этаж. Постучавшись, я зашла к отцу и села напротив с немым вопросом.

− Скоро подойдет, − ответил он, как обычно словно читающий мои мысли. – Не передумала? – спросил он строго.

− Нет, наоборот, − едва сдерживая улыбку ответила я.

− Ну-ну…, − окинув меня неодобрительным взглядом проговорил отец и закурил трубку у окна.

Спустя несколько минут я услышала шум приближающихся шагов и повернула голову к двери, нахмурившись при этом. Уж больно очень знакомым был четкий, размеренный звук отточенной походки, эхо которой доносилось из коридора. Спустя мгновение дверь открылась, и я в изумлении открыла рот. На пороге стояла высокая, стройная, подтянутая фигура моего преподавателя по военному делу и немецкому языку в университете. Мужчина строго посмотрел на меня своими серыми глазами и нахмурившись перевел взгляд на моего отца.

− Проходи, Андрей Владимирович, пожалуйста, − с улыбкой проговорил отец, жестом указывая на кресло.

− Здравствуйте, − поздоровался мужчина и занял место подле меня.

− Да ладно, папа! Поэтому ты так и сказал, что решать не ты будешь! Ведь знал, что операцией руководить будет он, − в ужасе посмотрев на мужчину проговорила я, встала с кресла и подошла к окну.

− Оля, успокойся, − строго сказал мне отец и сел за стол.

− Какое успокойся! Ты знал! Мало того, ты предвидел, что я захочу поехать и поэтому назначил его руководить! Ты же знал, что он никогда не одобрит мою кандидатуру. Ты знал! Как ты мог! Ты даже не сказал мне сегодня, что он будет в группе главным! – едва сдерживая эмоции проговорила я.

− Ольга Александровна, сядьте и успокойтесь! – тоном, не принимающим возражения, строго сказал мужчина и резко кивнул головой на кресло, давая мне понять, чтобы я села.

− А вы вообще молчите! – возмущенно проговорила я, гневно сверкнув глазами в сторону своего бывшего преподавателя.

− Ты как себя ведешь со старшим по званию, Ольга! − взревел отец и я, не ожидая от него такой реакции, замолчала и молча села подле мужчины.

− Извини, Андрей, за поведение моей дочери. Сам понимаешь, нервы и все пережитое, − проговорил отец, которому было неловко за мою реакцию.

Мужчина только едва уловимо кивнул, давая понять, что понимает и извиняться перед ним не нужно.

− Вы вызывали меня для чего? – спросил мужчина у моего отца, окинув меня взглядом.

− Через две недели ты с группой вылетаешь в Краков. Я подписал назначение на твою напарницу, Нину. Но тут такое дело. Оля хочет лететь вместо нее. Я влиять на твое решение не буду, я ей это уже сказал. Но для нее это личное. Фон Герцен приказал расстрелять Диму, ее мужа, ты знаешь это. Поэтому она и рвется так туда. Я прошу тебя сейчас, в ее присутствии, посмотреть ее в деле во время подготовки и, если она окажется лучше Нины, взять ее к себе в напарницы, − проговорил отец и посмотрел на меня.

− Нет, − не раздумывая ни секунды ответил мужчина и встал с кресла.

− Я же тебе говорила. Я знала, − прошипела я отцу, гневно окинув взглядом Андрея.

− Ольга Александровна, ничего личного, просто вы не подходите для такого задания по своим личностным качествам, это во-первых. А во-вторых, агент с личными мотивами−это бомба замедленного действия. Эмоциям там места не будет, а вы не умеете их сдерживать, − строго сказал мужчина.

Я вскочила и подойдя вплотную к нему проговорила, начиная задыхаться от нахлынувших чувств:

− Кто бы сомневался, что я не подойду! Я всегда была плохой студенткой в ваших глазах! Плохой немецкий, ужасное произношение, идите еще учите, два за семестр, − передразнила я его.

− Но так и было, − спокойно ответил мужчина.

− Так было тогда. Но не сейчас! – гневно воскликнула я.

− Мне достаточно пяти лет знакомства с вами, чтобы понимать, что вы провалите задание и погубите всех нас, − все так же, не меняя тона проговорил мужчина, изучающе смотря на меня.

− Вы даже шанса мне не даете! Как и тогда, когда все могли переписать курсовой, чтобы получить хорошую отметку, мне вы в ответ говорили «нет» и ставили двойку, заставляя потом писать целых две работы, чтобы исправить оценку! – со слезами на глазах сказала я, понимая, что мне теперь ничего не светит и никакого Кракова не будет.

− Мы более не в университете, Ольга Александровна. От этого задания зависит слишком многое, чтобы я мог взять с собой капризную девчонку, для которой это задание всего лишь личная вендетта и не более, − строго оборвал мою речь мужчина.

Я разочарованно посмотрела на него, затем перевела взгляд на своего отца и поняв, что он заступаться за меня не будет, со слезами на глазах выбежала из кабинета. Спустившись на первый этаж, я забрала свою сумку и стремглав бросилась из здания управления к себе домой. Открыв дверь в квартиру, я швырнула сумку с ключами на стул и пройдя на кухню взяла в буфете бутылку вина, которую дарили нам еще на свадьбу. Вино было дорогим, из коллекции какого-то сомелье, и мы с Димкой решили, что выпьем его тогда, когда будем праздновать пятилетие нашей годовщины с дня свадьбы. Поглядев на красивую бутылку, я откупорила ее и села за стол, налив терпкий напиток рубинового цвета в высокий бокал. Выпив немного, я закрыла глаза и погрузилась в воспоминания моих студенческих времен.

Я тогда была и правда капризной, избалованной дочкой папы-полковника, у которой было все, включая связи в университете. Училась я так, шалтай – болтай и особо к знаниям не стремилась, поскольку и так получала хорошие отметки благодаря отцовскому влиянию. Когда в середине первого курса нам заменили преподавателя немецкого и военного дела, никто не ожидал, что место пожилого и лояльного ко всем бывшего военного займет молодой и амбициозный красавец-мужчина лет тридцати. Все девчонки таяли от его взгляда и наперебой начали усиленно учить немецкий, дабы своим усердием привлечь к себе внимание. Но я на тот момент уже встречалась с Димкой и мне было совершенно все равно, кто вел у нас пары по немецкому и военному делу. А, следовательно, мое старание как было на нулевом уровне, так и осталось. И все бы ничего, но мое безразличие к учебе наткнулось на беспрекословную требовательность нового преподавателя. Вот тут-то я и взбунтовалась. Между мной и мужчиной завязалась настоящая негласная война. Я упорно не хотела учить, он же в ответ упорно не хотел мне ставить оценки просто за то, что у меня такой влиятельный отец. Дошло даже до того, что меня вызвали к ректору. Но и там я топнула ножкой и меня отпустили. Вечером того же дня меня ждал неприятный разговор с отцом, который приказал мне, другого слова я просто не могла подобрать, приказал мне слушать преподавателя и делать то, что тот от меня требовал. Я откровенно испугалась тогда такой реакции отца, который за всю жизнь ни разу так себя не вел строго по отношению ко мне. С того дня я начала усиленно зубрить языки, поскольку ослушаться отца не посмела. Но вот мое дерзкое отношение к молодому преподавателю ничуть не изменилось, даже наоборот. Я стала просто невыносимой. Могла дерзить ему на парах, болтать с кем-то на последнем ряду во время лекции, насмехаться исподтишка над его солдатской выправкой, которая просто бесила меня своей безупречностью и над его четкой походкой, отдававшей в гулких коридорах своим безукоризненным и сразу узнаваемым эхом. Я даже ходить научилась, как он и всегда передразнивала его перед парами, которые вел Андрей, приводя этим в неописуемый восторг своих однокурсников. Мужчина, казалось, совершенно не обращал на все это внимание и только лишь задавал мне втрое больше заданий, чем всем остальным, приводя меня этим в бешенство. Спустя пять лет, на выпускном, когда каждый из студентов произносил речь для какого-либо преподавателя, я встала и подойдя к микрофону сказала, глядя в голубые глаза мужчины: