Мария Захарова - Счастье в огне

Варвара подскочила к матери, одной рукой удерживая Митьку, другой обняла ее за шею и принялась ее целовать. Братец тоже решил принять участие в новой забаве и присоединился к поцелуям, повиснув на материнской шее. Теперь уже хохотали все трое.

Однако скоро волна незапланированного веселья иссякла – Ольга Евгеньевна вспомнила, что опаздывает на работу, при мысли о которой ее лоб прорезали задумчивые складки. Она взяла сына на руки, еще раз поцеловала обоих детей и отправила их отмывать со щек кашу. Она слушала, как они смеются, как повизгивает Митька, расплескивая вокруг себя воду, одновременно обуваясь и закручивая вокруг головы распустившуюся косу. В ее голове затрепыхалась мысль:

– Какая же это радость – дети, наши дети. И как же мы могли бы быть счастливы. Все: и дети, и мы с Сережей. Сергей… – мысль о муже забилась, запульсировала в голове, – Писем нет уже пять месяцев, а вдруг?.. Нет. Не думать! Ни в коем случае сейчас об этом не думать! Сейчас надо думать о детях… и о работе… Дети! – Ольга Евгеньевна вернулась в кухню.

Смех уже смолк. Варвара вытаскивала из коробки под столом Митькины игрушки.

– Варя, доченька, я видела, ты хотела мне что-то сказать?

– Да нет, мам, ничего срочного, это подождет до вечера.

– Ты уверена?

– Ну, конечно.

– Как в школе? У тебя ведь последний экзамен… Завтра?

– Нет, мамочка, послезавтра. Елена Игоревна говорит, что все будет хорошо. Да я и сама в этом уверена.

– Ну, вот и славно. Ты у меня умница, – она обняла дочь, потрепала Митьку по умытой щеке – Придется отпроситься на полдня, а то сорванца нашего некуда девать. Обед на плите. Я все успела приготовить, так что вам остается только играть. Рано меня не ждите – мы совсем с ног сбиваемся, рук не хватает.

– Ну, понятно, опять к полуночи.

– Мама, мы опять будем спать без тебя? – Митька приготовился обидеться.

– Потерпите, мои дорогие. Раненые поступают и поступают, и в основном тяжелые. Остальных, видимо, «латают» в полевых госпиталях – что-то неопределенно-пугающее послышалась в ее голосе, и, сама почувствовав это, она замолчала.

– Да не волнуйся, мам, все у нас хорошо, мы справимся. – Варя улыбнулась матери, а та уже шла к двери.

– И, говорят, собирают людей на рытье окопов за городом. Неужели?.. – вопрос повис в воздухе, каждый житель города боялся ответа на него. Так и не закончив фразы, Ольга Евгеньевна вышла за дверь.

Десятый «Б» толпился в коридоре. Только что закончился экзамен – сдали все, и даже лучше, чем можно было рассчитывать. Вообще весь последний год класс учился гораздо лучше, чем раньше, отстающих не осталось. Исчезли и замечания по поведению: ребята больше не собирали шумных компаний, не играли в ножички и не бегали на танцы вместо того, чтобы готовить уроки. Да и самих танцев больше не было. Зато были субботники и воскресники, на которые ходили все, не отлынивая и не возмущаясь; были ожидания писем и тревога за судьбу близких, дежурства по городу и сборы денег для госпиталя, комсомольские собрания и сводки Информбюро. Была война…

Вот и сейчас, несмотря на удачную сдачу последнего экзамена, на успешное окончание школы, в коридоре не было слышно ни громких разговоров, ни смеха, ни обсуждений дальнейших планов. Ребята просто тихо переговаривались, ожидая, когда их пригласят в класс. Перед началом экзамена подошел директор и попросил задержаться, чтобы сделать важное сообщение. И вот теперь все ждали и боялись того, что скажет директор.

Варвара тоже ждала, пытаясь сосредоточиться на том, о чем говорили ребята, но мысли ее все время возвращались домой. Сегодня ночью девушка опять слышала, как плачет мама – теперь она плакала каждую ночь, когда думала, что дети ее не слышат. А Варя не могла плакать, но и маму утешать тоже не могла. Она просто старалась не думать об отце, известий о котором не было уже пять месяцев.

Павленко Сергей Дмитриевич – главврач 1 городской больницы, военврач 3-го ранга, добровольцем ушел на фронт в ноябре 1941 г. Потом было два письма – второе из-под Юхнова, где находился его полевой госпиталь. И с тех пор – тишина. И вот уже несколько недель мама тихонько плачет ночами. Хотя от отца Костика тоже долго не было писем, и тетя Аня каждый день высматривала на улице почтальонку, а потом долго глядела ей вслед. А три недели назад письмо все-таки пришло, только не от дяди Коли, а от медсестры из московского госпиталя – у дяди Коли больше не было правой ноги. Идя в тот день из школы, ребята обнаружили Митьку, катавшегося на соседской калитке. Девушка бросилась к брату, подхватила его на руки:

– Митька, ты что тут делаешь?

– Мамку жду – лицо ребенка приняло какое-то задумчивое выражение – они там плачут с тетей Аней.

Костик побледнел, закусил губу, и ребята кинулись в дом. Варвара увидела мать, стоявшую у окна, обнимавшую себя за плечи, как будто ей было холодно. Тетя Аня сидела за столом перед листком бумаги; обе женщины подняли на ребят заплаканные глаза, но ни та, ни другая не произносили ни звука. Костик сначала попятился, потом робко, как-то боком, подошел к столу. Мать молча подвинула ему листок. Он долго, очень долго, глядел в него, хотя Варя видела, что исписано не больше, чем пол-листа. А потом вдруг грохнул по столу кулаком и метнулся за дверь. Девушка испуганно прижала к себе Митьку, которого продолжала держать на руках. Ей хотелось спросить, что же там, в этом желтом листке, вырванном, похоже, из школьной тетрадки. Но она не могла произнести ни звука – язык как будто прилип к гортани. Ольга Евгеньевна подошла к ней, взяла у нее Митьку. И тогда Варя шепотом произнесла, глядя куда-то в пол:

– Дядя Коля?

– Да, доченька, случилось несчастье.

– Несчастье?! – голос тети Ани взметнулся и сорвался – Да что ты такое говоришь Оля? Что ты говоришь! Какое же это несчастье?! Нет! Это счастье! Счастье! Он живой! Живой! – ее опять душили рыдания – а то, что без ноги, так это ерунда… Без ноги – ерунда. Главное – живой… Живой!

И женщины долго еще сидели обнявшись, и, то принимались плакать, то тихо о чем-то говорили.

Теперь тетя Аня так же, как раньше почтальона, ждала поезда, приходящие из Москвы, ежедневно бегая на вокзал. Вот только поезда теперь приходили не регулярно.

А Костик в тот день вернулся поздно ночью – Варя, сидевшая на подоконнике не в силах уснуть, видела его из окна, – и несколько дней ходил как в воду опущенный.

Сейчас он стоял в стороне ото всех, облокотившись на стену. Было видно, что мысли его витают где-то далеко. Сегодня он чуть не опоздал на экзамен, придя в самый последний момент. С ним явно что-то было не так. Варя вздохнула поглубже и направилась в сторону друга – это был их первый разговор после истории на речке, все эти дни девушка его не видела. Она прислонилась к стене возле него: