Кашенцев Кашенцев - Волки и шакалы

– Я вижу, ты огорчена тем, что пришлось вот так покинуть семью. Поверь, что мне тоже горько – мы нарушили волю отцов, и в этом нет нам прощения, одно утешает – мы вместе, – грустно произнес молодой человек.

После этих слов глаза Патимат налились слезами. Горец, утешая, обнял ее за плечи, женщина доверчиво прижалась к его груди.

– Ничего, здесь глухие места, равнины, полные непуганой дичи, а реки кишат рыбой. Найдем подходящее место, построим хату, кошару, родишь мне двоих сыновей, тогда, может, родители и простят нас.

Рискуя тем, что его увидят с другого берега, Азагоев решил развести костер на вырубленной поляне – необходимо было немного обсушиться. Нарубив еще камыша, он развел небольшой огонь, снял сапоги, отжал носки, повесил рядом с костром, потом они с Патимат поужинали. Тем временем ночь вступила в свои права – небо высветилось миллиардами звезд, взошедшая полная луна отбрасывала причудливые тени.

Девушка легла на потник, укрылась буркой, в темноте влажно, призывно блестели её глаза. Горец лег рядом, и тела слились в любовных ласках. Но первая брачная ночь была прервана приходом незваных гостей – первой поднялась собака по кличке Вайнах, повела обрубками ушей, шерсть на загривке вздыбилась, из горла вырвался глухой рык, потом поднялась вторая – Каз. Услышав предупреждение, Ахмед выскочил и стал поспешно одеваться. Патимат встревоженно села, прикрываясь буркой. В ночи вначале раздался жалобный плач ребенка, потом смех, следом как будто кто-то захлопал в ладоши, причем звуки раздавались с разных сторон.

– Кто это? – со страхом спросила женщина.

– Не бойся, я с тобой, – успокоил горец, заряжая кремневое ружье. – Шакалы нас не тронут, боятся, а овцу утащить собаки не дадут.

Забытый костер слабо светился в темноте, он бросил в него охапку камыша, но потухший огонь не желал разгораться – только дымил. Среди камыша показалась пара светящихся точек – глаза, потом еще. Собаки разделились – одна встала сзади стада, другая спереди. Горец нажал на курок – хлесткий выстрел и сноп огня из ствола разорвали ночь. В той стороне послышался скулеж, потом возня, на время все стихло, потом шакалы вновь начали свой концерт. Наконец огонь взял свое – пламя взметнулось ввысь, но камыш прогорел быстро – пришлось опять его рубить. Вновь зарядив ружье, Азагоев положил жену спать, сам же решил охранять ее сон. Пришлось еще два раза стрелять, под конец он заснул, опершись о ружье, проснулся от того, что собаки сцепились с шакалами – комок шерсти катался рядом со стадом, еще одна тень метнулась к баранам. Горец вновь выстрелил, зверь заскулил, подпрыгнул и свалился замертво в воду. Между тем собака одолела своего противника, разорвала живот и стала поедать еще теплое мясо, вторым убитым из ружья животным занялась другая собака – они были приучены добывать себе еду сами.

Шакалы ушли, когда небо начало сереть. Тогда Ахмед, положив заряженное ружье, залез под бурку, и молодые люди вновь любили друг друга. Проснулись они, когда солнце уже почти встало в зенит, быстро свернули лагерь, и вновь потянулась под ногами мокрая звериная тропа. После обеда, совершив намаз, вышли к развилке – глубокая речка убегала от основного широко разлившегося русла реки Терек, поднявшийся ветерок уже приносил запахи близкого моря. М. Ю. Лермонтов писал о реке в свое время:

Так как встретившаяся речка была глубокой, пришлось идти по ее берегу. Мелкие птахи порхали вокруг – ловили мошек, затевали любовные игры, в вышине парили чайки. Вот сначала с тропы исчезла вода, потом поредел камыш, и наконец путники вышли на равнину, поросшую лоховником и местным кустарником – гребенчуком. Из-под ног прыскали зайцы, кричали фазаны, пробегала лиса, но сытые собаки не обращали на живность внимания. Справа текла мутная речка, на поверхности которой то и дело всплескивалась рыба, слева то и дело встречались зеркала озер, кишащие водоплавающей птицей, но встречалась и мертвая вода с берегом, белым от соли. К одному из таких водоемов и вышли наши путники. К берегу вела двухколейная дорога, трава, продавленная колесами телег, – рядом жили люди. Осторожно пошли по ней, и вскоре вдали поднялись деревья, послышался лай собак, мычание коров, потянуло дымом печей. Вечерело, и Ахмед, выбрав широкую поляну, решил здесь остановиться на ночлег, а завтра выяснить, что за село впереди. Местность располагала к тому, чтобы здесь остановиться надолго.

– Хорошее место. Тебе нравится здесь? – спросил горец.

– Да, травы много, рядом речка, много дичи, но у нас красивее – горы лесистые, ручьи, – грустно ответила женщина.

– Придется жить здесь. Завтра схожу в село, узнаю, кто здесь живет, потом поохочусь, если все будет хорошо, будем строить здесь кошару, – решил Азагоев.

Стали разбивать лагерь: разгрузили и расседлали лошадь, заготовили дров для костра, развели огонь, над ним подвесили котелок, предварительно наполнив его водой из речки, кинули туда соленого мяса, крупы, и вскоре над поляной разнесся запах вкусной похлебки. Изголодавшиеся овцы принялись щипать только что вылезшую из земли темно-зеленую траву, собаки по очереди сбегали на охоту, прибежали с мордами, вымазанными яичным желтком. Поужинав и поблагодарив молитвой Аллаха, путники легли отдыхать, на этот раз шакалы кричали далеко, видимо, сказывалась близость жилья.

Их сон прервал резкий звук близкого выстрела. Солнце уже поднялось над горизонтом, и день вовсю разгорался. Азагоев быстро оделся, взял винтовку, зарядил ее и бросился на звук. Трава была покрыта росой. Вскоре вновь начались камыши, но на небольшой прогалине блеснула вода большого озера, здесь была привязан серый жеребец за уздечку к кусту гребенчука. Увидев незнакомого человека, он громко заржал. Подойдя ближе к воде, горец увидел узкую длинную лодку, на ней охотника, который до этого собирал убитую им дичь, но, услышав лошадь, быстро зарядил одноствольное ружье, настороженно всматривался в берег. Ахмед вышел на открытое пространство, направил на мужчину обрез винтовки. – Эй, виходи! – на плохом русском крикнул он.

Мужчина положил в лодку ружье, взял оттуда длинный шест и, отталкиваясь им от дна, поплыл к берегу, но, не доплыв метров пять, уткнул нос лодки в камыш, положил шест и вновь взял ружье, направив его на горца.

– Ты кто? – спросил Ахмед.

– А ты кто? – в свою очередь спросил мужчина.

– Я спиросил первый, – опуская винтовку, возразил горец.

– Кравцов Александр, живу я здесь. А ты, я вижу, с гор, чеченец?