Тери Аболевич - Девятое сердце земли

– Ваш благородие, не примите за дерзость, но не изволите ли подсобить? Быстрее справим – быстрее поедем.

Хриплый голос возничего вывел его из оцепенения. Мужчины скоро приладили колесо на место, и теперь нужно было собрать тела. Твёрдые и тяжёлые, как статуи, в которых будто никогда и не было жизни, они падали друг на друга с глухим деревянным стуком. Всего было семь тел – мужчины, молодые и старые, среди них офицер в грязном потрёпанном мундире, с тёмным отверстием на лбу. И женщина. Молодого человека замутило, но он взял себя в руки и, не позволяя воображению захватить разум, помог затащить упавшие трупы в телегу.

Когда дело было сделано, старик с трудом вскарабкался на козлы, нехотя бросил слова благодарности, по тону неотличимые от проклятий, и, хлестнув мулов, уехал вниз по дороге.

– Вот и познакомились, а, сударь? Дивное место, – мрачно хохотнул возничий, и они поехали дальше. Крепость была уже рядом.

Весь оставшийся путь юноша с силой тёр руки о штаны, стремясь избавиться от недавних прикосновений смерти. Ладони пульсировали и зудели, покрытые невидимой корочкой, отделившей его от мира живых. И как он ни старался содрать её, она оставалась при нём, будто приклеенная.

Вскоре повозка затряслась по брусчатке маленького моста – он сглаживал канаву на теле холма. Приехали.

Ворота были распахнуты. Этим дубовым, грубо окованным створкам было очень много лет, чуть меньше, чем длятся войны на земле, но ничто не позволяло усомниться в их прочности. Внутри оказалось довольно шумно. Повсюду сновали люди, толкались, месили ногами грязь на засыпанной мелким щебнем улице. Пахло немытыми телами и дешёвой выпивкой, сырой воздух был согрет дыханием толпы. Казалось, это и не крепость вовсе, а целый город, спрятавшийся за исполинскими стенами. Это место научилось обеспечивать себя. Сюда заглядывали не только военные и беженцы, но и те, кто ловко шныряет по всем закоулкам людских нужд и умело их удовлетворяет. Война покрывала здесь любое лицо и каждый камень, но за четыре года она стала привычной.

Молодой человек расплатился с возничим и окунулся в толпу.

– Прошу прощения, где мне найти майора Таубе? – спросил он, придержав за локоть шедшего мимо солдата.

– Он во внутреннем дворе, господин, в башне Правосудия – вон, самая высокая здесь, с флагом. Ступайте прямиком туда. – Солдат криво кивнул и скрылся среди людей.

Двор оказался не таким большим, его делали живым и подвижным лишь люди. Кованая решётка в проёме внутренней стены крепости была открыта. У входа стояла вооружённая охрана из двух человек, они остановили юношу, и тот с готовностью достал из кармана письмо. Один из солдат, пробежав бумагу глазами, коротким кивком позволил посетителю войти. Внутренний двор, просторный и избавленный от шумной толпы, был вымощен брусчаткой. Здесь было тихо, воздух казался свежее. Никого не было. Молодой человек направился к главной башне. Над входом был высечен древний герб с остатками облупившейся краски, на нём олень сражался с бараном. Правосудие.

Конмаэл толкнул дверь, и она со скрипом отворилась. Внутри стояло несколько столов, за ними офицеры шумно справлялись с бумажной волокитой. Было тепло, в очаге горел огонь, зал освещали яркие электрические лампы. На высоких стенах висели гобелены, подёрнутые чадом прошедших лет, узкие окна далеко вверху едва пропускали остатки дневного света. Массивные балки перекрытий вобрали в себя многовековую копоть от факелов и свечей.

Юноша окинул взглядом зал и, ни к кому точно не обращаясь, спросил, можно ли увидеть майора. Один из офицеров молча кивнул в сторону дальнего стола. Там, склонившись над картой, стоял высокий сухой человек с длинным крючковатым носом. Залысины, короткая борода цвета серого пепла, цепкий взгляд и едва уловимая тень, окутывавшая его, – весь его облик очень подходил этому месту. Движения его были медленными, но неожиданно резкими на самом конце жеста. Он оторвался от бумаг и поднял вопросительный взгляд на Конмаэла, тот в ответ отдал командующему помятое письмо.

– Ну что ж, господин Форальберг, – сказал тот, прочитав его и отложив в сторону, – приветствую вас в наших рядах. Слышал о кончине вашего отца, соболезную. Поговаривают, его заводы перешли нашему дражайшему монарху и его министрам, и теперь их станки крутятся во имя защиты отечества?

– Да, господин майор, истинно так.

– Тогда вы можете гордиться своим нынешним положением. Вы послужите армии лично, пока опытные руки управляют заводами почившего Альберта Форальберга. Позвольте предупредить, что, несмотря на ваш титул, сперва вас ждёт учебная часть, и лишь после этого в подчинение к вам поступят боевые единицы. Какое-то время вы будете находиться в положении, равном прочим рекрутам, и выполнять равные же с ними задачи.

– Безусловно, господин майор. Я не офицер и никогда не обучался военному делу. Меня учили строить, а не разрушать. И, прошу прощения, я не испытываю никакого восторга от того, что нахожусь здесь.

Майор ненадолго задержал брезгливый взгляд на лице юноши, затем жестом пригласил его следовать за собой. Пройдя через незаметную дверь, они оказались в другом дворе, не столь просторном, как предыдущий, но таком же пустом. Одна из каменных стен была сплошь в грязно-бурых потёках, как и брусчатка под ней.

– Никто из находящихся здесь людей не испытывает восторга, господин Форальберг. Вы знаете, что это за место и что тут происходит. Зарвавшихся белоручек я не потерплю, какой бы титул они ни носили. Вы привыкли к светским раутам, вас тяготит война, вам мерзко оттого, что приходится быть к этому причастным? Поздно думать об этом. Вы здесь. Просто выполняйте поставленные задачи. Не стоит рассуждать, нравится вам это или нет. Никому не нравится.

Майор отступил на пару шагов, колюче впиваясь в него ястребиными глазами. Конмаэл молчал.

– И прошу, сударь, не скулить, когда сотрёте в кровь свои белые руки. – Тут он внезапно смягчился, словно прогнал неприятные мысли, и тоном гостеприимного хозяина пригласил: – А теперь, господин Форальберг – прошу! Время приобщиться ко всеобщему действу.

Грубая солдатская форма была много раз перестирана, но никакой порошок уже не мог отбить затхлого запаха моральных нечистот, в котором погрязла Гора Мертвецов. Рубаха царапала тело, сапоги были не по размеру и местами потрескались. Штаны и камзол были вроде бы поновее и без заплат, но так же неприятны на ощупь. Снабжение армии скудело с каждым годом, и если эта война продлится ещё хотя бы в половину прошедшего срока, то скоро станет войной нищих с нищими, и природа вернёт им в руки копья и камни.

Под казармы были отведены бывшие комнаты обслуги, коей здесь было немало в прежние времена. Где нужно сломали стены, поставили вплотную железные двухъярусные кровати. Каменную кладку прикрыли деревянными панелями, спрятав под них сухую солому. Сырость нынешней гнилой поры постоянно пыталась проникнуть в помещение, а вместе с ней и болезни. Командование не жалело дров: для солдата мокрые ноги многим хуже пустого желудка.