Юрий Слатов - Моя война

– На, любуйся.

Большая синяя тетрадь была пропечатана и прошнурована. На две трети исписана достаточно разборчивым мелким почерком.

– Серёга! – ещё раз обратился я к инструктору по комсомолу. – А ОБМО – какой номер войсковой части?

– Да вот, смотри, – ткнул пальцем в первую же попавшуюся строчку Сергей, – «полевая почта 93981».

Да, офицеры политотдела были правы: эта войсковая часть была самой популярной в журнале. Читаю: «Сержант Куничкин. Вывоз из ДРА в СССР трёх брюк типа джинсы. Выговор без занесения в учётную карточку».

– Ни хрена себе! За контрабанду всего лишь выговор…

Я был искренне удивлён. Мне казалось, что одно только слово «контрабанда» тянет как минимум на расстрел. Серёга на это только посмеялся. Читаю дальше. «Прапорщик Краснянский. Вывоз из ДРА в СССР десяти брюк типа джинсы и девяти метров материала типа шифон. Задержан при вывозе из СССР тридцати бутылок водки. Строгий выговор».

При дальнейшем чтении из меня вылетали только восторженные матерные восклицания. В голове не укладывалось то, что за такие, как казалось мне, серьёзные нарушения следовали такие смешные наказания. И ещё поражал масштаб вывоза-ввоза товара. Особенно количество бутылок водки, которую везли из Союза в Афган.

– Ёлки-палки! А водки-то куда столько? Десять бутылок… рядовой Физер… Двадцать пять бутылок… сержант Багнюк… Тридцать бутылок!!!

– Как куда, Юрка?! – прапорщик поражался моему скудоумию. – Себе, что ли? Нет, конечно. Что-то на продажу. А что? Жить-то надо! Много так раздают нужным людям. Да плюс офицеры и прапорщики половину, а то и больше забирают. И тоже не себе… Тому дай, этому дай, в штаб привези, начальнику привези… Да если бы не ОБМО, мы бы тут давно стали трезвенниками тоскливыми. С ума бы сошли! У афганцев спиртного нормального нет. Отрава одна типа кишмишевки.

– А задерживает кто? – я ткнул пальцем в тетрадь.

– Как кто? Бывает, особисты просыпаются. Иногда таможня прогибается перед своим начальством. Но там редко. Всё куплено давно. Там миллионеры работают. Знаешь, сколько они с этого товарооборота имеют?

Я не знал. И не догадывался. Пока.

– А наказания почему такие… слабые?

– Да тут грозных-то не напасёшься… Ты посмотри, сколько раз, к примеру, в журнале упоминается тот же Куничкин? Раз десять. Ну и где мы ему столько суровых статей найдём? А реагировать надо. Вот ротному и замполиту не повезло, конечно. Комиссия была из Ташкента. Вот и попали мужики под раздачу. А Климцов ротный отличный. Да и Омеля, Омельченко, нормальный парень. Сейчас вот офигеет, когда ты нарисуешься в батальоне. Он же заменщика только в декабре ждёт. А как только из партии исключили – он на службу забил. Вот его тобой и меняют.

Я захлопнул тетрадь, догадываясь, что ещё не раз в ней появятся фамилии залётчиков из ОБМО. Себя в этой роли не представлял даже мысленно. Сама формулировка «исключен из КПСС» казалась мне пожизненным заключением, полным завершением карьеры, да и самой жизни.

Мимо меня по коридору прошёл майор. Сразу бросились в глаза его тонкие усики над верхней губой. В сочетании с солнцезащитными очками и полевой фуражкой без растягивающей поля пружины, они производили впечатление, что их хозяин – пижон. Или любит фильмы про гангстеров. Или хочет нравиться женщинам. Майор кивнул то ли мне, то ли Серёге, постучался и прошёл в кабинет. Оттуда сразу раздался добрый смех, приветливый разговор. Через несколько минут из кабинета вышли все, кто там был, – подполковник и два майора.

– Фадеев! Это замполит батальона – майор Силин. Твой непосредственный начальник. Он за тобой.

Я попытался в очередной раз представиться по уставу, но майор криво усмехнулся и перебил меня:

– Забирай вещи и иди на стоянку. Там увидишь КамАЗ с номером 46–11. Грузись. Я сейчас подойду.

Ещё раз увидев большой палец от Серёги: мол, повезло тебе неслыханно, лейтенант, – я потащил свои чемоданы через штабной двор. Сержант, водитель КамАЗа, помог мне закинуть их в кузов. Когда я полез за ними через высокий борт грузовика, боец дружелюбно остановил меня словами:

– Товарищ лейтенант! Зачем в кузов? Садитесь в кабину!

– А замполит батальона?

– А что замполит? Три места. Всем хватит.

– Спасибо!

Но на всякий случай я остался на земле. Кто его знает, как начальник решит. Майор Силин, молча открыв дверь кабины, показал мне рукой – залезай.

«Какой-то неразговорчивый замполит попался», – думал я, пока мы ехали. КамАЗ пылил по бетонке. Я рассматривал окрестности. Сразу было видно, что это огромный военный гарнизон. Никаких афганских лачуг, как по пути с аэродрома, не было. Вдоль дороги, окруженные колючей проволокой, а где и заборами, высились дома, бараки, палатки. К ним примыкали парки боевой техники. Дымились какие-то трубы. Сразу угадывалось, где заканчивается одна воинская часть и начинается другая. Вскоре мы съехали с бетонки. Через полкилометра замполит наконец-то произнёс первые слова:

– Приехали! Что заканчивал?

– Новосибирское политическое.

– И я Новосибирское.

Сказал он это сухо, но я обрадовался – это ж родная душа! Майор Силин, видимо, моего душевного ликования не заметил. Всё так же лаконично, словно через силу, добавил:

– Пятая рота, твоя то есть, на выходе. Сейчас пришлю старшину. Устраивайся.

Замполит спрыгнул из кабины и зашагал в сторону модулей. Сержант сразу разговорился:

– Так вы в нашу роту?! А вместо кого?

– Омельченко.

– Замполитом?

– Да.

Тут только до меня дошло, что это мой подчиненный. Я сразу стал искать в его лице черты злостного нарушителя – контрабандиста. Как ни старался – не нашёл. Скорее, наоборот, своей простой манерой общения боец мне нравился.

– Я – замок первого взвода – сержант Куничкин.

«Куничкин, Куничкин… Так это тот Куничкин из дивизионного журнала нарушителей. Надо же! Сразу попал на преступника.

– Я тебя уже знаю…

Удивление приподняло брови моего собеседника.

– А откуда? Может, земляки мы с вами?

– Насчет земляков не знаю, а вот в Книге учёта грубых нарушений твоя фамилия одна из самых популярных.

Куничкин весело рассмеялся. А его ответ поставил меня в тупик:

– Так я ж долгое время командирским водителем был, а щас дембель уже. Сам-то я уже не тарю… Ага! Вон старшина наш идёт.

Пока я переваривал в уме, причём тут «командирский водитель», «дембель» и какая-то «тара», к нам подошёл рыжеволосый старший прапорщик. Его внешний вид резко отличался от всех окружающих – он был в примерно выглаженном п/ш с белоснежным подворотничком. Все остальные: и офицеры, и солдаты ходили в обычном солдатском х/б. Сержант радостно прокричал ему:

– Товарищ старший прапорщик! У нас новый замполит!