Аркадий Первенцев - Честь смолоду
- Название:Честь смолоду
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия»
- Год:1950
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Первенцев - Честь смолоду краткое содержание
Роман «Честь смолоду» написан на материале Великой Отечественной войны и посвящен героической советской молодежи и Ленинскому комсомолу. Всем своим содержанием книга говорит читателю: нельзя терять чувства ответственности за свое отвоеванное социалистическое отечество.
Честь смолоду - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Аркадий Алексеевич Первенцев
Честь смолоду
Героической советской молодежи, ленинскому комсомолу посвящаю
Часть первая
Глава первая
Гибель «Медузы»
Начавшийся с полудня ветер к вечеру прибавился на три балла. Это был нехороший ветер, дующий наискось по морю. Его боялись рыбаки, уходившие далеко в море, и называли странным словом «гарби», неизвестно откуда пришедшим на Кавказское побережье. Гарби изменчив и может внезапно перейти в береговик. Тогда ищи баркасы и фелюги в открытом штормовом море. И если выбрасывает обломки рыбачьих суденышек где-нибудь на болгарском или румынском побережье, знай, что это невольные гости с Кавказа, жертвы гарби.
Рыбачья гребная ватага весело отвалила сегодня поутру в море. Вместе с ней ушли мой отец, Иван Лагунов, и два старших брата – Матвей и Илья. G завистью я, восьмилетний мальчишка, провожал баркасы. Заскрипев килями на крупнозернистом песке и разноцветной гальке, они врезались в зеленую воду.
На старом баркасе «Медуза» ушел Матвей – ему только-только двенадцатый год, на втором, вместе с отцом, – десятилетний Илюшка. Мать несмело просила отца оставить детей, не брать с собой, но отец сгреб сразу двоих. Он сдал Матвея молодому, удачливому болгарину Николе, а Илюшку бросил голым пузом на выскобленную, желтую, как орех, корму своей лодки «Коля Руднев».
Ватажек Антон Сторокож искоса посмотрел на мать. Она была тогда такая красивая, с волнистыми, забранными в узел светлыми волосами, со смеющимися черными глазами и разлетными бровями. Уловив тревогу в ее всегда смеющихся глазах, Сторокож присел на корточки, захватил горсть сухого песку и подбросил его вверх. Песчинки упали отвесно. Потом Сторокож послюнил палец и подставил его ветру. Но какой там ветер! Баркасы уходили в полный утренний штиль. Ничто не предвещало гарби. Ни одного облачка не лежало на горах, обступивших долину. Третий месяц не было дождя. Даже в горах, в высохших руслах, на донных валунах стал обсыпаться мох.
Сторокож отдал команду. Ватага погрузила новые камбальные сети, ружья, – может быть, попадутся дельфины, – запасные весла, пресную воду, сухую рыбу, брынзу и хлеб.
«Медуза» ушла в голове. Болгарин Никола, чубатый, черный от загара, стоял на корме у руля и озорно покрикивал на загребных. Матвей, чтобы не встретиться со мной глазами, смотрел в море. Сестренка Анечка с куклами подмышкой махала обеими руками уходившим баркасам. Было, как всегда при уходе в море, шумно, весело, радостно.
И вот утренняя светлая радость сменилась тревогой. Мне никогда не забыть этого вечера, так круто повернувшего нашу жизнь. Как сейчас, вижу солнце, какое-то мягкое, расплавленное, красное. Кажется, что оно всей своей подрагивающей массой быстро падает в море. Будто чья-то могучая рука, еще придерживающая его сверху, разжимается, и солнце ныряет, как медный пятак в копилку. Море сразу же темнеет, а волны, только что летевшие к берегу с красноватыми просветами на изломе, становятся черными и страшными.
Внезапно умолк тоненький голосок Анюты, любившей распевать песенки. Сестренка играла в куклы под старым баркасом. Теперь она подходит ко мне. Ветер треплет ее косички, перекидывает их через плечи. Я догадываюсь по ее испуганным глазам, по сжатым губам, что она волнуется. Наматываю на кизиловое удилище леску, стараясь не зацепить прыгающим крючком сестру. Передаю ей бычков, нанизанных на кукан – шпагатинку с палочкой на конце, чтобы не соскальзывали рыбы.
– Отнеси для Лоскута.
– Подожди, Сереженька, – шепчет Аня и глядит на море, как завороженная.
Я тоже перевожу взгляд в ту сторону, куда смотрит девочка, куда смотрят собравшиеся на берегу мальчишки, женщины и старики.
Пенные гребни похожи на плывущих белорунных барашков. Они плывут, ныряют и вновь появляются на поверхности моря, но не могут доплыть до берега. Туда приходит обычная, громкая волна с высоким седым завитком. Волна идет вдоль берега оправа налево, закручивается гигантский коловорот.
Аня испуганно смотрит на волны и осторожно на вытянутой руке держит кукан. Головастые рыбешки, нахватавшись воздуха, не трепыхались, обвисли, как сосульки, их выпуклые глаза застыли.
На берег пришли наши овчарки – рыбоеды и гроза шакалов. Собаки, вильнув хвостами, легли, вытянув вперед свои большие мускулистые лапы и повернув к морю длинные черные морды, покрытые породистыми родинками. Изредка овчарки поглядывают на людей. Мне кажется, они чуют нашу тревогу.
Море разыгралось. Коловорот кружился с шипящим рокотом, стучали выброшенные камни, летела пена, как стружка из-под гигантского рубанка волны, строгавшей побережье.
На дамбе появилась мать. В сгущающихся сумерках ее фигура отчетливо проступает на фоне скорченных от засухи ажинников. Мать приложила руку к глазам. Вряд ли удастся ей сейчас что-либо разглядеть. Разве только рыбаки зажгут фонари. Мать окликнула нас. Мы пошли к ней, и вслед за нами, мягко ступая сильными лапами, направились овчарки. Наружно мать была спокойна. Но глаза ее не смеялись, как всегда, губы были сжаты.
– Мама, они еще не возвращаются? – спросил я.
– Они и не должны еще вернуться, Сережа, – ответила мать.
– Но пришел гарби, мама.
– Вот хорошо. Поставят паруса.
– Хорошо паруса! – сказала без улыбки сестренка. – Покататься хорошо.
– Тебе бы только кататься, – укорил я сестренку.
– А я не люблю рыбу.
– Что же ты любишь, доченька? – Мать подхватила ее на руки.
– Мороженое.
Мать провела рукой по голове Анюты и строго улыбнулась. Но на душе у меня не посветлело. Спустившись по гравийной дороге, мы направились к дому. Вплотную к молодым эвкалиптам, прикочевавшим сюда вместе с человеком, вдоль побережья росла ажина, густые, сплетенные лианами кусты, – там ютились безвредные толстые змеи-глухари и даже большие желтобрюхи, или полозы.
Засуха разламывала землю, высушивала колодцы, родники. Эвкалипты, посаженные для осушения мокрых низин, стояли понуро, как плакучие ивы. Засыхали цветы и травы.
А рядом, у наших ног, лежало бесконечное море. Столько воды! Бесполезной горько-соленой воды!
Дома поселка были разбросаны по небольшой гряде, предшествующей мощному террасистому контрфорсу Кавказского хребта. Это определение характера местности я постиг уже в войну, когда пришлось в тактических целях изучать знакомое с детства побережье. А в детстве я знал: от берега за дамбой идет низина, заросшая ожиной, которую наше воображение наполняло бесчисленным количеством змей; дальше поднимается горка, где выстроены домики рыбаков, затем снова низина, а за ней горы, покрытые дубами, чинарами, фундуком, а дальше… Там уже неизведанные дебри, где можно встретить разных хищных зверей, даже медведей и кавказских тигров. Оттуда осенними ночами доносятся крик сов, плач и хохот шакалов и еще какие-то звуки, леденящие кровь. Мы знали, что люди там рубят и корчуют лес и ставят дома, санатории, проводят шоссейные дороги, сажают пальмы, бананы, олеандры и лавры.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: