Иван Чигринов - Оправдание крови

Зазыба покачал головой.

— Мудрец ты все-таки, Кузьма! Но юродствовать тоже не годится. Грех. — Зазыба хоть и говорил все время не очень громко, но внутренне напрягался и даже устал, словно тащил на себе немалую поклажу.

Казалось, Прибытков взорвется. Но последние Зазыбовы слова, видно, совсем не тронули его. По крайней мере, на жилковатом лице не отразилось никаких эмоций. Как и минуту назад, старик равнодушным голосом сказал:

— Ладно уж, хватит. Не проснулся ли Масей-то? Слышишь, с маткой в хате гомонят?

Выбитый из колеи этой беседой, Зазыба спохватился, что пора и ему идти в дом, — в конце концов, всего за один раз не обговоришь, особенно с таким доморощенным философом, как Прибытков. Но как быть с Кузьмой? По правде говоря, Зазыба не возражал бы, чтобы Кузьма отправился восвояси. Однако прогонять же не станешь.

Выручил отца Масей, вышедший на крыльцо.

За эти дни в родительском доме он покруглел лицом, и в походке, в движениях появилась прежняя, молодая живость.

— Может, умываться тут будешь, — сразу подступил к сыну Зазыба, — так ведро из сеней вынесу?

— Спасибо, батька, не хлопочи.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Зазыба, словно недовольный, что Масей так легко отказался от его услуг.

Масей сошел с крыльца, стал под окнами.

— Что новенького сегодня, дядька Кузьма? — спросил он Прибыткова с какой-то непонятной, поддразнивающей усмешкой.

— А ничего, — будто с неохотой ответил сосед.

— Ну, а жизнь как?

— Дак… ты же сам знаешь. Как вчера, так и сегодня. Сдается, ничего не менялось. Главное теперя — ночь переспать. День уж как-то весь на виду, он после ночи нехитро катится. Но тише-тка!

Действительно, в заулке вдруг загромыхала и остановилась телега.

— Полюбопытствовал бы, Денис: не к вам ли это или, может, ко мне? — глянул на Зазыбу Кузьма Прибытков.

Зазыба кивнул согласно, но постоял еще некоторое время как бы в нерешительности и только потом неторопливо зашагал к калитке.

К палисаду, сколоченному из штакетника, привязывал вожжи Браво-Животовский. Делал он это не спеша, словно приехал надолго, потом вернулся к телеге, взял со свалявшегося сена винтовку.

Появление Браво-Животовского в заулке, а тем более у самых ворот было неожиданным. Поэтому Зазыба, увидев полицейского в открытую калитку, сразу прикинул, что бы это могло значить.

«А!» — наконец махнул он с досады рукой и перестал теряться в догадках, потому что все равно ничего путного не надумал.

Браво-Животовский тем временем поднялся на высокое крыльцо, взялся за щеколду.

— Мы тут, во дворе! — крикнул из-за калитки Зазыба.

— А-а-а, — услыхал Браво-Животовский, но не повернул назад, брякнул дверями и через сенцы, будто в собственном доме, где знал все закутки, ходы и выходы, вышел на другое, заднее крыльцо. Не иначе, он тоже слышал, что уже столько времени в деревне находится Зазыбов сын, тем более что ни Зазыба, ни сам Масей не скрывали от людей этого, однако, очутившись теперь во дворе и увидев там Масея, Браво-Животовский смутился, будто для него эта встреча была неожиданной. — Добрый день, — не забыл поздороваться полицейский.

Поскольку глядел он при этом на одного Масея, то и ответил на его приветствие Масей.

Но Браво-Животовский быстро совладал с собой.

— Прошу извинить меня, — желая показать свою воспитанность, начал он. — Не хотелось бы разбивать вашу добрую компанию, но обязан. — И, повернувшись лицом к Зазыбе, внушительно объявил: — Нас с тобой вызывают в волость.

— Почему вдруг меня? — уставился на полицейского Зазыба. — Какое отношение имею я к волости и вообще… ко всему?

— Не одного же тебя, — фальшиво и чуть заискивающе улыбнулся Браво-Животовский. — Нас с тобой вызывают вместе.

— Ну, а все-таки почему вдруг и меня?

— Такая команда, — развел полицейский руками.

— Небось под конвоем повезешь?

— Под конвоем — не под конвоем, но приказано доставить.

— Ну что ж… —уже слабо сопротивлялся Зазыба. Браво-Животовский почувствовал это и торопливо добавил:

— Совещание комендант созывает. Ну, а… что конкретно там будет, сказать не могу.

— Да нехай бы погодил немного твой комендант, а, Антон? — ожил вдруг на завалинке Кузьма Прибытков. — А то ж мы не успеем даже позавтракать.

— Какое там завтракать! Надо быстрей ехать, — распорядился Браво-Животовский.

Масей понял, что отца неспроста заставляют ехать в Бабиновичи. Определенно, что-то грозит ему. Поэтому решил вмешаться. «Надо пригласить Браво-Животовского в дом, посадить вместе со всеми завтракать, а там уж и выпытать». Он хотел было обратиться к полицейскому по имени-отчеству, чтобы приглашение хоть внешне выглядело учтивым, однако, кроме имени — Антон, ничего не вспомнил. Тем временем Кузьма Прибытков, которому появление полицейского тоже могло боком выйти — терялся завтрак у Зазыбы, — не усидел на завалинке, начал подниматься на ноги, помогая себе палкой.

— Ты уж уважь нас, Антон, — попросил он, подольщаясь к Браво-Животовскому. — А то и правда, как это остаться мужику без завтрака?

Полицейский засмеялся.

— У людей уж обед успел свариться, а вы… А ты при чем тут? — в упор поглядел он на старика и поморщился, скорей всего потому, что беседа шла не по душе. Казалось, чего проще — забрать Зазыбу да двигать в местечко, — а тут начинаются тары-бары… Мол, почему, зачем? Особенно некстати оказался на Зазыбовом дворе этот въедливый Прибытков.

— При том, что сосед! — всерьез обиделся Кузьма. — Мы вам не мешали, когда вы лося того ели. Да еще и поросенка с фермы прихватили. Не напрашивались ведь к вам.

— Ну и напрасно! — абсолютно спокойно пожал плечами Браво-Животовский. — Мы никому не отказывали. Кто приходил, тот и ел с нами лосятину. Могли и вы явиться.

— Я не про это, — нетерпеливо махнул рукой Прибытков. — Я про то, что мог ты и подольше посидеть где-нибудь за столом. И мы успели бы угоститься. Небось не всю стравили лосятину?

— Да, считай, уже всю.

— А кто был? — не отставал Прибытков.

— Я же говорю, кто приходил, тот и угощался.

— Так уж и приходили, так уж и угощались!

— А тебе, гляжу, завидно?

— Может, и завидно. Только я не про это. Я спрашиваю, кто приходил на лосятину. Ну, Микитка, это ясно. Потом небось Роман Семочкин. Потом Рахим. Это же надо — покуситься на редкого зверя! Еще никто не успел увидеть, наглядеться вдоволь, а он вдруг взял да и бах.

— Ты думаешь, я защищаю его? Конечно, глупость сделал. Но выбрасывать понапрасну лосятину тоже не расчет. Поэтому мужики и разобрали тушу. А Рахим никакой не мой.

— Дак он же только и знает, что от твоего двора да к Роману Семочкину бегает.

— Бегал, — усмехнулся Браво-Животовский. — У него под Борисовом земляк объявился. Забирает его туда.