Иван Чигринов - Свои и чужие

Карханов поднял голову.

— Успеваете следить за мной?

— Не совсем, — признался Шпакевич.

— Ничего, мы повторим с вами все сначала. Устроим, так сказать, экзамен. А вот и вам, товарищ Чубарь, работа.

Чубарь шевельнулся, собираясь подойти ближе к карте. Но Карханов заученно, со знанием дела выхватил несколько листов из пачки бумаг, подал ему.

— Тут по большей части то, что не попало па карту, — объяснил он. — Например, местонахождение полицейских частей в полосе группы армий «Центр», размещение групп и команд тайной полевой полиции, полевых и местных комендатур, лагерей военнопленных, армейских пунктов военнопленных, стационарных и фронтовых лагерей. Сейчас мы с комиссаром па некоторое время оставим вас здесь, на мельнице, а вы тем временем, товарищ Чубарь, тоже попытайтесь проштудировать эти документы и разобраться, что к чему. Неплохо будет, если вы кое-что не только в кармане за линию фронта понесёте, но и в голове. Резонно?

Чубарь кивнул, уже целиком поглощённый документами, которые получил от командира отряда.

Карханов взял свою палку и, опираясь на неё, вышел с комиссаром из мельницы.

Шпакевич, казалось, даже не услыхал, как за ними скрипнули и затворились двери: склонившись над картой, которую командир отряда оставил па ларе, он старался ещё раз запомнить те обозначения, условные знаки, что во многих местах пестрели рядом с населёнными пунктами. Чубарь тоже занялся порученным делом. Привалившись спиной к прохладной стенке, он принялся перебирать, перекладывая из руки в руку, бумаги, как будто желая побыстрее заглянуть в конец, потом вернулся к началу и стал внимательно вчитываться в текст. Ему досталось только неполных шесть листков, как раз тех, что были последними. Но уместилось на них многое, и Чубарь вдруг почувствовал, что волнуется, как ученик, когда тот открывает книжку и вдруг понимает, что вряд ли справится с заданным на завтра уроком. Читались документы с трудом, а запоминались ещё хуже — к цифрам он привык, такая работа ему попадалась и раньше, когда приходилось без конца что-то подсчитывать, а вот названия, особенно те, что остались на немецком языке, без перевода, никак не давались. Для этого нужна была особо тренированная память. И тем не менее, вскоре Чубарь мог уже без бумажки сказать, что в Брянске, например, в Рославле, а также в Великих Луках, в Могилёве, Витебске и Гомеле, в Орше, Велиже, Клинцах ещё в прошлом месяце обосновались группы немецкой тайной полевой полиции, а в Смоленске, Черикове и Торопце — полицейские части (полк «Центр», 131-й, 309-й и 317-й батальоны, а также 690-й дивизион полевой жандармерии), которые подчинялись высшему руководству СЕ и командованию 2-й танковой армии. Больше мороки с запоминанием стало, когда Чубарь приступил к разделу под литерой «К», где перечислялись номера полевых и местных комендатур и указывалось их местонахождение. Особый раздел был отведён лагерям военнопленных, которые почему-то назывались по-разному: одни — дулагами, другие — шталагами, третьи — офлагами. Объяснения им ни в скобках, как это обычно делается, ни в сносках не было, но можно было выработать определённую систему, которая помогла бы на некоторое время запомнить и эти сведения. По крайней мере, Чубарь на это надеялся, потому что ученическое волнение к тому времени уже прошло, и он стал постепенно прикидывать, что тут к чему. Легко было запомнить местонахождение офлага, ибо таковой значился в бумагах один — в Бобруйске. Зато дулаги немцы разместили в Малоярославце, Полоцке, Калуге, Можайске, Кричеве, Ржеве, Борисове, Михновке, что возле Смоленска. Были дулаги также в самом Смоленске, в Гомеле, в Вязьме, Брянске, Минске, Рославле, Глухове, Конотопе. Между тем шталагов насчитывалось всего пять — в Борисове, Витебске, Орше, Боровухе, Могилёве. Конечно, представляли интерес среди разведывательных данных армейские и фронтовые сборные пункты военнопленных. Во всяком случае, Чубарь весьма серьёзно отнёсся и к этой части чьего-то сообщения, взяв на заметку, что армейские сборные пункты военнопленных были размещены немцами в Можайске, Невеле, Журавке и Новгород-Северском. Фронтовой же сборный пункт военнопленных в полосе наступления группы армии «Центр» находился в Смоленске, а его филиал — в Рославле.

Были в этих документах (имеется в виду та часть их, которая осталась в руках Чубаря), разумеется, и иные сведения — например, данные о составе войск связи и их местонахождении, о сапёрных подразделениях охранных дивизий… Одним словом, после знакомства с подобным материалом даже и не слишком опытному разведчику можно было оценить важность тех сведений, какими теперь располагал отряд. Оставалось только удивляться, как этот материал попал к Карханову. Но Чубарь не стал теряться в догадках, хотя имел косвенное отношение к делу. Как он мог догадаться, началось все с того вечера, когда они с командиром отряда наведались в Кулигаевку к Сидору Ровнягину, а тот вместе с адъютантом ходил потом в Бабиновичи к армейской разведчице, к той самой Марыле, которую устроил когда-то в местечке Зазыба. Таким образом, получалось, что к этим сведениям имела отношение цепочка людей, в том числе и бабиновичский портной Шарейка. Ну, а главным действующим лицом, конечно, являлась девушка, которая добыла списки (вернее, сняла с них копию) у немецкого офицера связи.

Карханов напрасно обещал, что они с комиссаром покидают мельницу на короткое время. Времени, которое прошло после их ухода, Чубарю и Шпакевичу хватило, чтобы не только разобраться с картой и документами, но и поговорить. Шпакевич почему-то вспомнил — но иначе, по ассоциации, — как была захвачена немецкая автомашина со штабными документами ещё в начале боевого пути отряда, когда партизаны находились вблизи от линии фронта, который стабилизировался на короткое время на юго-восточном направлении вдоль большого тракта из Тулы на Орёл. Тогда партизанам пришлось провести ради этого настоящий бой, а тут, судя по всему, не понадобилось сделать ни одного выстрела. По крайней мере, Шпакевич имел полное основание думать так, потому что, насколько он был в курсе дела, командование спецотряда ничего подобного в последнее время не предпринимало, что значило: разведданные, с которыми только что ознакомились Шпакевич с Чубарем и которые им предстояло доставить за линию фронта, попали в руки партизан агентурным путём.

От внутреннего нетерпения Чубарь, более несдержанный в отличие от Шпакевича, попытался выглянуть из мельницы, но увидел неподалёку часового и понял, что им со Шпакевичем придётся ждать командиров здесь. Меры предосторожности в лице часового явственно свидетельствовали об этом. Жаль только, что пришлось остаться без обеда, время которого давно минуло. Но что поделаешь? Как говорится, накладные расходы в каждом деле бывают.