Рикардо Фернандес де ла Регера - Ложись

Аугусто вдруг охватил смертельный страх. Опять окопы, опять идти развернутой цепью. «Пропал», — подумал он. И впервые возникло совершенно определенное предчувствие близкой смерти. Рока и Эспиналь что-то говорили. О чем? Теперь все утратило для него смысл. Он должен умереть. А Рока и Эспиналь рассуждали… «Если бы ты попал в авточасть… Если бы старший лейтенант Барбоса…» Наверно, о его смерти сообщат родителям, Берте. Неужели никто не скажет ей, что он помнил ее до последней минуты. Но зачем? Он-то уже будет гнить в земле. Какая бессмыслица! Рока и Эспиналь старались утешить его, держались ласково, участливо и много говорили. О чем? Аугусто попрощался с ними. Протянул руку. По глазам увидел, что они расстроены, и почувствовал к ним жалость. Не хотелось огорчать ребят, оставлять с грустным сознанием того, что их дружеские слова были тщетны. Аугусто улыбнулся им, его еще волновали горести других и свои собственные невзгоды.

— Спасибо, — сказал он.

И двинулся по дороге, потом напрямик через поля. Нашел кухни третьей роты, поболтал немного с Лагуной и Падроном. Они показали ему, как идти дальше. Через некоторое время натолкнулся на группу отдыхавших солдат. Те замахали руками, издали приветствуя его криками. Навстречу вышел Негр.

— Ну как? — спросил Аугусто.

— Понемногу.

— Что нового?

— Да ничего, вот только Кастильо отправил меня в строй.

— За что?

— Да ни за что. Этот сукин сын сперва тебе подложил свинью, а потом мне, как только начал распоряжаться на кухне. И все потому, что я хлопотал за тебя.

— Просто это его способ выражать благодарность. Сочувствую тебе всей душой.

Аугусто двинулся дальше совершенно подавленный. «Какая подлость!» Он шел мимо невозделанных полей. Земля затвердела, растрескалась от жары. Потом потянулись сады, в которых пышно разрослась сорная трава. Какие-то жуки тяжело кружили в воздухе. От земли исходил сухой, удушающий зной. Бесстрастное солнце, казалось, придавило все вокруг своими лучами. Аугусто пересек пыльную дорогу и пошел через виноградники. Листья пожелтели. Черные и золотые гроздья покрылись матовым налетом. Он сорвал кисть. Из нее вылетела оса. Пройдя немного, Аугусто остановился, сбившись с пути. Неподалеку виднелись лабиринты траншей. «Эй!» — крикнул он. Окопы были пусты. Их отрыли на случай отступления. Несколько невысоких холмиков четко вырисовывались на фоне ярко-голубого неба. На вершинах виднелась серая бахрома брустверов. Аугусто предупреждали, что в этом направлении находятся укрепления противника. Услышав зловещий посвист пуль, он бросился бежать. Спрыгнул в окопы. Сердце готово было разорваться. «Неужели они заметили меня? Только этого недоставало!» — с горечью подумал он.

Он шел согнувшись по зигзагам пустых траншей, вырытых в красноватой, сырой почве. Солнце немилосердно пекло, и от земли исходил густой, терпкий запах, словно она вспотела. Пулеметов уже не было слышно. Аугусто выбрался наверх. Пули опять начали сверлить воздух, и он снова спрыгнул в траншею. Теперь пули летели над ним. «О боже!» Некоторое время он продвигался по траншеям, в плену их замысловатой путаницы. Аугусто задыхался. Но стоило чуть высунуться, как опять принимались стучать пулеметы. Он присел на несколько секунд, скорчившись, дрожа от страха, в полном отчаянии.

«Что делать?» Передовая проходила совсем рядом. Кричать? Нет, ни за что. Ждать, пока стемнеет? Но тогда придется просидеть здесь несколько часов, в этой удушающей жаре, под этим палящим солнцем. Взмокший от пота, Аугусто тяжело дышал, широко открыв рот. Он больше не мог выдержать этого напряжения. «Я должен явиться к лейтенанту, я не могу здесь оставаться». Едва дотащился до окопов помельче. Глубоко вздохнув, одним прыжком выскочил наверх и бросился бежать. Поблизости виднелась редкая рощица миндальных деревьев и клочок земли, заросший травой. Солнце слепило глаза, пули свистели, словно вентилятор. Аугусто упал в заросли сорняка, уткнувшись лицом в белесую пыль. Сердце стучало, словно било кулаком по земле. Прислушался. Пулемет умолк. Аугусто не знал, на что решиться. Он не понимал, откуда стреляли, местность была ему незнакома, и поэтому было еще страшней. Осторожно приподнял голову. За миндальной рощей виднелась цепочка черных тополей и заросли кустарника.

«Я должен добраться туда. Ну иди же! Иди!» Нужно было подниматься, но страх не давал ему встать. Несколько минут Аугусто колебался. «Ну иди! Иди!» И вдруг бросился бежать. Пуля пролетела совсем близко, он даже почувствовал ее горячее дыхание. Ужас охватил Аугусто. С разбегу он упал на колени, укрывшись за миндальным деревом. Пулемет продолжал стрелять. «Здесь нельзя оставаться!» Вновь побежал, уже не останавливаясь. «Сейчас убьют, сейчас убьют!» Ничком свалился в кустарник. Пулемет замолк. Несколько секунд лежал не двигаясь, тяжело дыша. Крупные капли пота падали на руки. В правую ногу впились колючки, шипы входили в кожу все глубже и глубже. Аугусто осторожно повернулся и отодрал от себя ежевику. Он лежал у протоки. Вода струилась с тихим журчанием. Болотная вода, на поверхности которой играли солнечные блики. Прозрачная и в то же время точно отливавшая алебастром.

Кустарник скрывал холмы, на которых засел враг. Аугусто показалось, что сердце перестало биться, а до этого оно стучало в горле, в груди, в висках. Словно кто-то колотил его по голове, по глазам. Постепенно он успокоился и кое-как дополз до зарослей тростника.

В тени тополей упал на спину. Отбросил в сторону винтовку, вещевую сумку, одеяло, снял ремень и куртку. Пот, щекоча, сбегал по груди и по спине. Подул ветерок. Аугусто жадно, о наслаждением глотал прохладный воздух. Он раскинул руки и ноги, словно хотел захватить пространство побольше, чтобы отдохнуть от своих страхов и тревог. Ветер тихо шевелил листву тополей. Над головой шуршал тростник. Аугусто повернулся на бок и посмотрел на воду. Ребенком он купался в такой протоке. Рядом росло огромное дерево; его ветви были опущены в воду, и Аугусто держался за них, когда учился плавать. Мать и сестры смеялись. Он и сейчас слышал их смех. Мать внимательно следила за ним. «Осторожнее, Аугусто! Осторожнее, детка!» А сейчас он совсем один. Потом вспомнилась Берта. «Как же мы несчастны!»

Через несколько минут Аугусто поднялся. Дальше все шло хорошо. Он легко нашел проселочную дорогу, потом оливковую рощу и наконец репер. Его окружили солдаты, как обычно, с улыбкой похлопали по спине. Открыли проход в проволочном заграждении, окружавшем позиции, и проводили до землянки лейтенанта. Тот отправил его к сержанту, который должен был определить Аугусто в отделение.

Отделение встретило его радостно. Из «стариков», из тех, кто уцелел под Тетуаном, остался только один солдат. Он носил на рукаве три нашивки за ранения. Остальные пять ребят были новобранцы. Двое из них уже были обстреляны — побывали под Теруэлем, участвовали в наступлении на Арагон и Каталонию. Другие трое еще не нюхали пороха. Все они были зелеными юнцами, из новобранцев последнего призыва. Нежный пушок едва пробивался на их щеках, но каждый был старательно причесан. Они без конца смеялись и дурачились. К Аугусто обращались на «вы», с большим уважением и доброжелательностью. Не менее почтительны были они и ко второму ветерану. Аугусто испытывал к ним едва ли не отцовское чувство, его трогала молодость и неопытность этих мальчиков.