Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан!

— Нет, другую, — отвечала Тереза без притворства, похоже, она вообще не умела лгать и прикидываться. — Такой карточки я никогда не видела. Но это тоже дядина карточка.

— И мамочка просила это сделать как-нибудь незаметно, да? Не удивляйся, Антуан, сейчас все поймёшь. Так как тебя учила мама?

— Она просила, чтобы я рассказала про дядю…

— А про нож она ничего не говорила?

— Нет, о ноже речи не было.

— А он в самом деле Пьер Дамере? — спросил Антуан, кажется, и он уже начал кое-что понимать.

— Его звали так.

— Вот видишь, — обрадовался Иван. — Она говорит: звали. Значит, Пьер снова переменил свои буквы.

— Мой дядя умер, — ответила Тереза с печалью.

— Почему ты уверена, что он умер? — быстро спросил я. — Кто же тогда сидел в машине?

— Дядя Пьер умер во Франции четыре года назад, — пояснила Тереза. — Он похоронен в Лилле.

— Спрятался под крестом, — изрёк Иван по-русски.

— «Загадочная смерть в Лилле», серия пятая. Конечно, передать нам визитную карточку покойника было для них крайне необходимо. Не волнуйся, Иван. Чем скорее мы отбросим ложные варианты, тем скорее выйдем на правильный путь. Так учит комиссар Мегрэ.

— Ты была на его похоронах? — продолжал допытываться Антуан у Терезы, он тоже не мог поверить в эту смерть.

— Тогда я училась в колледже и не могла поехать. Но в прошлом году я ездила в Лилль к бабушке, мы вместе ходили на могилу. Неужели вы думаете, что он не умер? — испугалась Тереза. — Это невозможно!

— Сейчас проверим, — я положил перед Терезой фо-фотографию братьев Ронсо, взятую у старого Гастона. — Это он?

— Папа! — воскликнула она. — И дядя Пьер. Какие они тут молодые! А это наш дом. Как попала к вам эта фотография? — В глазах её мелькнуло невысказанное подозрение.

— Прочти на обороте, — сказал я.

— Так вы подумали, что он Мишель Ронсо? — взволнованно ответила Тереза. — Но дядя Пьер никогда не был Ронсо. Он был всегда Дамере. Они же были не совсем родные братья, у них только мать была одна, а отцы разные. Как это называется?

— Единоутробные, — подсказал я.

— Да, бабушка Аннет была матерью моего дяди. Отец был старше дяди Пьера, и бабушка жила не с нами.

— Как фамилия твоей бабушки? — спросил Антуан.

— Она стала Дамере после второго замужества, это было очень давно. Ведь бабушке сейчас семьдесят семь лет. Муж её тоже умер, — добавила Тереза.

— Давно она живёт в Лилле? — это Иван включился в перекрёстный допрос.

— Они переехали туда вскоре после войны, когда получили наследство. Кроме того, дядя почему-то не хотел жить в Бельгии. Он очень хорошо относился ко мне, хотел даже удочерить, но мама не согласилась, хотя после смерти отца мы остались совсем без средств, мама была вынуждена продать «Остеллу».

— Значит, всё-таки не дядя купил ваш дом? — спросил я.

— Нет, он только приезжал к нам. Недавно я смотрела старые книги, кажется, с сорок седьмого года. «Остелла» всегда принадлежала барону Мариенвальду, и тот лишь платил жалование маме за обслуживание постояльцев. Но дядя Пьер охотно помогал нам. Он отдал меня в католический колледж в Монсе, где я училась десять лет. Я не очень любила свою школу, мы жили за глухими стенами. Но зато дядя был рядом, он часто навещал меня, он был для меня как отец.

— А какие отношения были между ними? Между твоим отцом и дядей?

— Этого я не знаю. Неужели вы в чём-то подозреваете его? — Она вскинула на меня свои жаждущие глаза, и в них была мольба о пощаде.

Я взял её руку, она не отстранилась.

— Мужайся, Тереза. Я не имею права безответно пользоваться твоей доверчивостью и обязан рассказать все, что знаю.

— Тогда была война, — вмешался Антуан, чтобы хоть как-то подготовить её. — Ты, конечно, не помнишь этого, ты родилась после освобождения. Но война тем не менее была. Мы устали от наших страданий и взяли в руки оружие. Мы боролись не только против бошей, но и против рексистов, которые предавали свой народ. И мы, партизаны…

— Мой дядя никогда не был партизаном, — перебила Тереза, пытаясь опередить события. Иван сверкнул на неё глазами. — Во всяком случае, он никогда не говорил мне об этом.

Я был на распутье. Никак не желала проясняться хрустальная глубь родника, взбаламученная моей же рукой. Я сам потревожил камни, нарушил их зыбкий покой. Где тут истина, а где ложные наслоения? Неохотно подтверждается версия старого Гастона. А если честно, то вовсе она не подтверждается, особенно после того, что узнали мы от Терезы. На белом камне одно осталось имя: Мишель, он же Пьер Дамере. Но тут-то и начинается раздвоение. Визитная карточка Пьера Дамере — это одно, а слово «Дамере», начертанное рукой Альфреда на схеме боя, — это другое, во всяком случае, может быть другим. Надо доказать или опровергнуть это тождество. Иначе не прояснится глубь родника. Но я должен пойти до конца и потому не имею права щепетильничать и щадить Терезу.

— У нас есть основания полагать, что Пьер Дамере был предателем, — решительно продолжал Антуан. — Видишь, он скрыл от тебя, что был в партизанах. А ведь он состоял в отряде. И он предал своих товарищей, предал особую диверсионную группу «Кабан». По его вине погибло девять человек. Так сообщил нам старый Гастон. А после войны Дамере убил командира «кабанов» Альфреда Меланже. И почему он предал и убил, как ты думаешь, Тереза?

— За моего отца?! — выкрикнула она с отчаянием.

— Да, Тереза, — продолжил я вместо Антуана. — Не знаю, как братья были связаны, но твой отец был рексистом. Он составлял списки бельгийских патриотов и передавал их в гестапо. Твой отец был убит по приговору Армии Зет. И убил его мой отец, Борис Маслов.

— Его убили партизаны, — поправил Антуан.

— Его убил Борис Маслов, — безжалостно повторил я. — Альфред Меланже промахнулся, и мой отец стрелял вторым.

— Боже мой, — она закрыла лицо руками. — Этого не может быть… Отец, мой отец… Это ужасно… Меня обманули… Но как это могло случиться?.. Так, значит, и сейчас они продолжают обманывать меня… Какая ложь! А вы?.. Наверное, вы тоже теперь ненавидите меня?

Я дотронулся до её плеча, ощутив под ладонью трепещущее тело.

— Что ты, Тереза? Да! Я могу ненавидеть человека, предавшего отца. Но ты? При чём здесь ты, Тереза?

— Она же влюблена в тебя, — выпалила Николь. — Не плачь, Тереза, я тоже плакала по своему отцу, я сама лишь позавчера узнала. Но мы должны знать, потом станет легче.

Тереза приоткрыла ладони и глянула на меня сквозь пальцы из бездонной своей глубины. Рука моя ещё лежала на её вздрагивающем плече.

— Я люблю тебя, Тереза, — сказал я, чтобы как-то её утешить, и ничего не ощутил при этом, даже сам поразился, до чего я был холодным и пустым. Но я ничего не мог с собой поделать. И она почувствовала это. Глаза её погасли, плечо под рукой обмякло. Я сжал плечо в надежде оживить его. — Да, да, Тереза, я же твой защитник. Только не знаю точно, от кого тебя защищать. От барона Мариенвальда, что ли?