Ракипов - По следам героев

Но фашисты ещё не знали, что буквальное нескольких десятках метров от их траншей уже появился советский пулемётный расчёт. Сейчас нужно вызвать панику.

— Рим, пулемётное гнездо справа… Дави гранатами! — прошептал Искандер.

Едва Рим отполз и исчез в предутреннем сумраке, под самым носом Искандера застрочил ещё один вражеский пулемёт. Искандер гранатой заставил его замолчать, быстро установил свой «максим» и дал длинную очередь вдоль траншеи врага.

От неожиданности вражеские пулемёты на какое-то время замолчали. Видимо, немцы испугались, что русские могут выйти в тыл и перерезать пути отступления, и обсуждали, как им быть.

Воспользовавшись передышкой, Искандер отёр пот со лба, пересчитал боезапас.

— А где ещё одна коробка? — Он вопросительно уставился на Рима.

— Наверное, оставили на берегу…

— Живо за ней. Тут каждый патрон на счету!

Над рекой появились вражеские самолёты, из-за немецких траншей ударили тяжёлые миномёты. Всё перемешалось. Надрывный вой пикирующих бомбардировщиков, взрывы бомб, мин, треск пулемётов. Казалось, река выйдет из берегов. А плоты, лодки, не взирая ни на что, все шли и шли к этому берегу.

Ударили наши «катюши». Они быстро заставили замолчать вражеские миномётные батареи, но перенести огонь ближе к берегу не решились, побоялись прихватить своих.

— Скорей тащи патроны! — крикнул Искандер вслед уползающему напарнику и опять схватился за пулемёт.

Взбешённые дерзостью одинокого пулемётчика, который «жалил» довольно чувствительно, гитлеровцы решили во что бы то ни стало расправиться с ним. Они бросили на него взвод солдат. Но меткие очереди за» ставили немцев залечь. Они поднимались ещё и ещё, — однако Искандер каждый раз укладывал их.

…Рим сразу нашёл коробку с патронами, она так и лежала там, где пристала их лодка. Захватив её, он пополз обратно. Прикинул: так он не скоро доберётся да не очень-то приятно «купаться» в мокрой от росы траве. И он начал продвигаться короткими перебежками. Немцы засекли его. Он понял это, когда одна за другой просвистели две пули. Он не успел броситься на землю и вообще не успел больше ни о чём подумать: третья пуля попала ему в голову…

Не дождавшись Рима, Искандер догадался, что друг погиб. Патроны были на исходе. Надо продержаться как можно дольше. Сейчас бы сюда Тимербулата! Он бы что-нибудь придумал. Впрочем, у Искандера ещё есть гранаты. Пусть пулемёт пока помолчит. Немцы подойдут ближе. Да и пулемёт остынет, а то от раскалённого кожуха уже несёт горелой краской.

Фашисты ждали недолго. Вмиг зашевелились их серые каски. Дать бы по ним! Нет, ещё рано. Вот ползут. Храбрыми стали…

— Русь, сдавайсь! Русь…

В ответ полетели гранаты.

А вот и наши. Пулемёт Искандера помог им переправиться, «максим» сделал своё дело. Бьёт пушка. Это, Наверное, Габит подоспел. И родное «ура» слышится. Сейчас, сейчас…

Но почему так темно в глазах и прицел двоится? Немцы бегут вверх ногами? Стрелять, стрелять! Искандер склонился головой на прицел. А пулемёт стрелял!!!

…Тело героя искали недолго. Его нашли сразу. По трупам фашистов и перепаханной минами земле. Пулемётчик полулежал с открытыми глазами и продолжал судорожно давить на гашетку…

На высоком берегу Днепра выкопали братскую могилу. Командир полка подполковник Кусимов сказал:

— Тяжёлые утраты мы понесли. Но они не напрасны. Наши люди пожертвовали своими жизнями ради свободы и жизни своих матерей, детей, жён, ради своей Родины! Мы их не забудем!

И Родина не забыла Искандера Садыковича Даутова — пулемётчика 58-го гвардейского кавалерийского полка. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Февральская стужа пробирает до костей. Хорошо ещё, что нет ветра, иначе не хитро и окоченеть. На передовой мёртвая тишина. Старые, стреляные солдаты знают: немец не любит утруждать себя с раннего утра. Нашим приказано до поры до времени не нарушать тишины, ждать сигнала. Поэтому большинство солдат в блиндажах, в окопах только те, кому там положено быть на данный момент. Кто бреется или пишет письма, кто осматривает и чистит оружие. Хотя в блиндажах и довольно шумно, однако никто никому не мешает.

Принесли завтрак. Когда термосы с горячей кашей опустели, стало ещё шумнее. Посыпались шутки, рассказы, истории — что с кем приключилось. Один из бойцов достал из походного мешка неразлучную подругу — звонкоголосую двухрядку. Полилась песня. Сначала робко, потом всё громче, увереннее. И слышались в этой песне удаль русская, силушка народная и тоска-кручина по родным краям. Пели все — кто умел и не умел. Даже молодые, ещё безусые пареньки, которые прибыли недавно с пополнением и, может быть, сейчас дожидались своего первого боя. Командир пулемётного расчёта старший сержант Хатиф Хасанов — стройный красивый парень, — пока звучала музыка, сидел в углу блиндажа, подперев ладонью подбородок. В его обычно живых, шаловливых глазах не было привычного блеска. Он ушёл куда-то мыслями. Но вот песня кончилась.

— Гриша, дай-ка мне…

Что старший сержант умеет играть на гармони, бойцы не знали. Поэтому все, не скрывая любопытства, подались ближе.

Хатиф заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Играл по-своему. Вальс звучал необычно: как-то томно, нежно. Первым это почувствовал владелец гармони Гриша.

— Интересно звучит, — сказал он. — Как будто впервые слышу. Где это так играют, товарищ старший сержант? В Татарии?

— Нет. Во Владивостоке. До войны я там жил. Оттуда и на фронт…

— А в Казани вам доводилось бывать?

— Само собой. Я там стрелочником работал. На железной дороге.

Посыпались вопросы, что за город — Казань, как выглядит университет, в котором учился Ленин, вообще какая там жизнь. В конце, словно выражая общее желание, гармонист Гриша попросил:

— Сыграйте что-нибудь по-татарски, товарищ старший сержант.

Хатиф улыбнулся. Глаза, только что подёрнутые грустинкой, вспыхнули задором. Пальцы быстро пробежались по белым пуговицам, взяли аккорд — и грянул светлый, жизнерадостный марш. Он заставил приподняться даже тех, кто во время вальса, раскинувшись на лежанке, равнодушно тянул махорку.

— Я где-то вроде слышал этот марш, товарищ старший сержант, — снова сказал Гриша.

— Этот марш, браток, звучал в Москве, на Красной площади. Это знаменитый «Марш Красной Армии» Салиха Сайдашева.

Старший сержант хотел сказать ещё что-то, наверное, про композитора Сайдашева, но в это время распахнулась дверь и в блиндаж вместе с клубами морозного воздуха ввалился солдат, находившийся в дозоре. Он поводил взглядом по сторонам, отыскивая кого-то, увидел Хасанова и быстро протискался к нему. Сиплым шёпотом проговорил: