Петр Михин - «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» Мы умирали, чтобы победить

Ребята написали письма домой. Вот единственное, сохранившееся у мачехи в Борисоглебске, письмо брата от 12 августа 1941 года.

«Здравствуйте, дорогие родители папа и мама.

Во первых строках своего письма я вам сообщу, что я жив и здоров, того и вам желаю. Папа и мама, вчера 10/VIII я получил письмо от Пети по адресу Наро-Фоминск. Это возле Москвы. Но оно дошло и сюда, несмотря на то, что я уже далеко от Наро-Фоминска. Это письмо он послал 23 числа, а от вас я еще не получал ни одного письма. Может, вы на другой квартире или пишите чего не надо, вот они и не доходят. Мама, получаете ли вы мои письма или нет? Я вам много писал. Получили ли вы мои деньги, напишите. Чистой бумаги пришлите и все опишите. Я живу хорошо. Кормят хорошо. Так что все сыты, водят в баню. Письма пишите по адресу: Действующая Красная Армия, 933 полевое почтовое отделение, 3 стрелковый полк, 5 рота, Михину.

Обо мне не горьтесь, скоро побьем немца, и я вернусь домой. Петя мою фотокарточку получил, а вы — не знаю. Я было бросил писать Пете письма, так как не знаю его адреса. Но получил письмо: у него опять старый адрес. Сейчас достану бумагу и напишу ему письмо. До свидания.

11/VIII Михин

Мама, вышли мне чистой бумаги. Плохо, что нет ни у кого чернил с ручкой. Приходится писать карандашом.

Нам, наверное, придется постоять здесь порядочно, хотя и я сам не знаю, скоро или нет, но как думаем мы и командиры, что постоим.

Потом, получили ли вы мои вещи или нет. Сообщите. Ну, до свиданья. Жду ответ. Как будто, и нечего больше писать. Передайте привет бабане и всем знакомым, до свиданья. Михин».

Адрес на письме-треугольнике: Борисоглебск Воронежской области, Ленинская, 114, Михину А. А.

Штампы: Полевая почта 933. 13. 08. 41. Борисоглебск — 27. 08. 41.

Я получил в Ленинграде в конце августа письмо от брата Николая, написанное им на марше. Письмо за долгие годы моих фронтовых мытарств, боев, пребывания в болотах и реках куда-то затерялось, чудом сохранились в партийном билете только фотокарточка и наскоро написанная братом приписка на клочке бумаги. На ней второпях было написано: «Сейчас зашью и передам с кем-нибудь. Михин». В письмо была вложена маленькая светло-коричневая фотокарточка размером 3 х 3,5 сантиметра. На снимке спокойное возмужавшее лицо и бросается в глаза мощная шея сильного человека. На обороте фото рукой Николая написано: «23. VII.41. Может быть, это последний фотоснимок Михина Николая А., рождения 1923 г. 9. VIII».

Видно, постоять, даже недельку, на месте сосредоточения частям дивизии ополчения не удалось. Фашисты двигались в направлении на Москву значительно быстрее, чем предполагало наше командование. В третий полк поступил приказ срочно выдвинуться на двадцать километров на запад и занять предназначенный ему участок в полосе обороны дивизии. После форсированного двадцатикилометрового марша пятая рота третьего стрелкового полка, в которой служил Николай, без передышки стала занимать оборону на огородах какого-то села. На третий взвод дали несколько винтовок и по десятку патронов к ним. Винтовки быстро расхватали кто успел. Остальным приказали добыть оружие в бою, а пока пользоваться моделями винтовок.

Лопат, чтобы отрыть в грунте хотя бы ячейки, тоже не оказалось. Командир взвода послал Николая и двоих его борисоглебских товарищей в село за лопатами. Переходя со двора во двор, мальчики выпросили у хозяев с десяток лопат. Николай взвалил лопаты на плечи и направился с ними во взвод, там этих лопат ждали с нетерпением. А его друзья остались в селе, чтобы добыть еще несколько лопат — во взводе-то тридцать человек.

И тут на село налетели немецкие самолеты. Они появились неожиданно и с небольшой высоты стали обстреливать дома из пулеметов и сбрасывать бомбы. Страшный рев моторов, треск пушек и пулеметов, вой включенных сирен, ухающие разрывы бомб. Пыль, дым, огонь, разрушающиеся на глазах строения вызвали у Николая неимоверный страх. Но он не бросился на землю, а продолжал бежать с лопатами во взвод. Вдруг земля содрогнулась от страшного близкого взрыва, стоявший рядом плетеный сарай подпрыгнул вверх, задымился и, рухнув на землю, разлетелся в стороны. Взрывной волной Николая уложило на землю. Его сильно оглушило. Какое-то время он ничего не видел и не слышал. Придя в себя, схватил лопаты и со всех ног бросился бежать на огороды, к своему взводу. В селе жарко горело несколько домов, тревожно и громко ревели коровы, визжали и лаяли собаки.

Перепуганный бомбежкой, он все же был рад, что остался жив, целы оказались и лопаты, он обеспечит ими свой взвод. Николай ускорил бег, но тут его внимание привлекли какие-то двигавшиеся по полю в направлении их позиций темные предметы. Они то терялись из виду, утопая в зелени, то выныривали и быстро приближались. Вскоре Николай догадался, что это были танки. На их броне сидели вооруженные солдаты. Когда танки стали стрелять из пушек и пулеметов, солдаты соскочили на землю и, прячась за танками, побежали вслед за ними к нашей обороне.

Один из танковых снарядов разорвался вблизи Николая. Брат не успел упасть, чтобы спрятаться. Очнулся молодой ополченец от удара сапогом в голову. Открыл глаза и совсем близко увидел сапоги и направленный на него ствол оружия. С широко расставленными ногами над ним стоял немец. Тыча автоматом в голову, он надрывно и гортанно что-то кричал. Крепко вцепившись в одну из валявшихся поблизости лопат, Николай с ее помощью поднялся на ноги. Ко тут же упал снова на землю от удара автоматом по голове. Двое немцев схватили его за руки и потащили в село. Окончательно пришел в себя, когда, спотыкаясь, шел по улице села под конвоем.

Видно, бой пятой роты с немецкими танками длился недолго. Да и было ли вообще это боем, когда на безоружных, лежавших на ровной земле мальчишек после бомбежки и обстрела налетели танки. Крутясь то на одной, то на другой гусенице, они размазывали по земле несчастных ополченцев, а соскочившие с брони десантники в упор расстреливали из автоматов уцелевших.

Захватив село, немцы подобрали оставшихся в живых ополченцев, построили их в колонну и погнали в лагерь. Я знаю, что было с пленными дальше, но описывать нечеловеческие страдания не в состоянии. Это сделали за меня многие из тех, что сами перенесли ужасы немецкого плена и чудом выжили, а также те, что, сбежав из немецких лагерей, пробрались к своим, а потом, если их не расстреляли, то они преследовались своими же и мучились всю оставшуюся жизнь с клеймом предателей. Некоторые из этих людей весьма талантливо описали плен. Например, наш земляк Константин Воробьев.

Мой брат не перенес немецкого плена, через три месяца он погиб. Как же надо было издеваться, истязать, избивать, морить голодом, держать под проливным дождем, гонять в обносившейся летней одежонке с обмотанными в тряпье ногами по лютому морозу на непосильные работы, а на ночь загонять в нетопленые бараки и класть на голые нары несчастных людей, чтобы за месяц или два довести молодых, здоровых парней до полного истощения и смерти. О чем думали в немецком плену эти несчастные, замерзая и мучаясь от голода и побоев, когда лежали ночью на оледенелых кругляшах? Вспоминали родных, с которыми лишены связи? Возмущались зверствами фашистов? Жалели, что не удалось им по-настоящему повоевать на равных с врагом? А может, обижались на своих, так нелепо подставивших их?..