Митри Кибек - Герои без вести не пропадают

— Возможно, и так. Но гибель полковника — все-таки факт. Если бы он был жив, дал бы нам знать об этом. Так что передайте радиограмму.

— Не могу.

— Почему?

— Рука не поднимается.

Савандеев сурово посмотрел на нее. Ева видела, как зажглись злые огоньки в его глазах. «Пускай, но я не могу это сделать. Я не верю, что он погиб…»

— Нет, товарищ Болеславская, радиограмму все же придется вам передать, а свои личные чувства спрячьте подальше.

— Если бы я и хотела, все равно не смогла бы передать: ключи к шифрам и таблицы позывных, которые меняются каждые сутки, Турханов всегда носил с собой, у меня их нет.

— Значит, не передадите?

— Нет! — решительно ответила радистка. Савандеев вспыхнул, но сдержал себя.

— Советую вам подумать, — процедил он сквозь зубы и, сердито хлопнув дверью, покинул блиндаж.

До сих пор в отряде Ева чувствовала себя полноправным членом большого и дружного коллектива, так сказать, деталью сложного механизма. Все без исключения относились к ней доброжелательно. Неужели она ошибалась? Неужели желаемое принимала за действительное? Как понять поведение Савандеева? Ведь он высказался недвусмысленно…

«Должно быть, меня терпели здесь только из-за Турханова, — с горечью подумала она. — Не стало его, и всем я чужая… Работать я в таких условиях не смогу. Да и жить без него нет смысла. Но прежде чем решиться, надо узнать правду. А вдруг он жив?»

С этой мыслью она быстро переоделась в гражданское платье, взяла сумочку и вышла из блиндажа. Тут она столкнулась с Измайловым.

— Здравствуй. Куда это ты спешишь?

— Надо возвращаться в роту, но сначала я хотел повидаться с вами, замялся сержант.

— Вот и хорошо, что встретились. Я забыла, в какой ты роте?

— В третьей.

— У Айгашева? Но как ты сюда попал? — удивилась девушка.

— Принес пакет от него. Там был приказ. По дороге мы прочитали его. Объявляет себя командиром отряда. Здесь решили не оглашать его приказ.

— О приказе слыхала. Что он пишет там о Турханове? — спросила Ева, желая узнать, что думает Измайлов обо всем этом.

— Пишет, что будто бы он перед смертью назначил его командиром отряда. Мы не верим ему. Я хотел предупредить вас…

— Почему не верите?

— Потому что жили они недружно. Айгашев часто при всех называл его зазнайкой, выскочкой, бессловесным рабом устава и другими оскорбительными словами… Полковник не мог назначить его своим преемником.

— А о его смерти он говорит правду?

— Кто его знает! Я служу в первом взводе, и мы прошли раньше, чем немцы открыли огонь. Ребята из третьего взвода рассказывали, будто снаряд разорвался близко и он упал вместе с лошадью. Вроде бы они хотели подойти к нему, чтобы унести, но Айгашев погнал их дальше, угрожая пистолетом. Поэтому никто толком не знает, что с ним случилось.

— Но, может, его не убило, а только ранило? — с надеждой спросила Ева.

— Может, и так. Айгашев-то знает. Говорят, он был возле полковника некоторое время.

«Да, он, и только он, знает правду, — подумала девушка. — Конечно, он может солгать, но я увижу это по его глазам. Надо пойти к нему, расспросить подробно…»

— Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.

— Что же, пойдемте! — согласился сержант. — Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.

— Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся… Так оказалась она в расположении третьей роты.

— Можно войти? — спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. Здравия желаю, товарищ майор!

— Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, — ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. «Черт побери, какая прелесть! — подумал он. — Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта — настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой».

— Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.

— А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?

Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.

— Предположим, что так, — проговорила она. — Но вы похоронили его?

— Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.

— Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.

— Здесь был понтонный мост… Вот эта деревня. Называется Камень-гура.

— Вы взяли хоть его вещи?

— Какие вещи? — насторожился майор.

— Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.

— А денег у него было много?

— Много. Отрядную кассу он носил с собой.

— Какие деньги — советские или польские?

— Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? — спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.

На лице Айгашева отразилась досада. «Дурак я, — подумал он. — Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!»

— Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? — язвительно улыбнулся он.

— Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.

— Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его… мундира, который ты так часто расстегивала…

Ева решительно поднялась.

— Извините, мне пора…

— Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь… меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!

Девушка была оскорблена до глубины души, но сдержалась, более того, решила обратить все в шутку.

— Эх, товарищ Айгашев, — сказала она, — женщина, которая хоть раз видела Турханова, на другого не взглянет…

И Ева повернулась к двери. В ту же минуту Айгашев схватил ее за руку, рванул к себе и повалил на нары, зажав ей ладонью рот так, что она чуть не задохнулась.

— Не взглянет, говоришь, — зашипел он. — Посмотрим! Не брыкайся, все равно будешь моей. Да, будешь моей!

Деликатничать уже не приходилось. Изловчившись, Ева изо всех сил ударила насильника коленом в живот. Тот охнул, свалился на земляной пол, скорчился, застонал, а Ева выбежала из землянки.