Митри Кибек - Герои без вести не пропадают

И случай нашелся.

С вершины высоты разведчики просигналили, что в лесу немцев нет.

— Прекрасно! Через полчаса рота будет там, — сказал Айгашев. Приготовиться!

— Не лучше ли подождать до ночи? — обратился к нему замполит. — По шоссе часто проезжают немцы. Они могут засечь нас. А ночью мы перейдем поле незаметно.

— Не бойся, замполит! — оборвал его Айгашев при всех. — Трусость до добра не доведет. Вперед, орлы!

Партизаны где шагом, а где и бегом двинулись в путь. Шоссейную дорогу они перешли благополучно, заболоченный луг тоже остался позади, но в это время на дороге показалась колонна грузовиков с солдатами. К каждой машине были прицеплены артиллерийские орудия. Партизаны кинулись к спасительному лесу, но немцы уже заметили их, быстро, развернули орудия и открыли огонь. К счастью, почти все снаряды разорвались впереди или немного в стороне. Рота добежала до леса. Там партизаны залегли и начали рыть окопы.

Немцы, видимо, решили до наступления ночи разгромить партизан. Под прикрытием артиллерийского огня около двух взводов пошло в атаку.

— Подпустите ближе! Стрелять только по команде! — крикнул Пуяндайкин.

Его команду подхватили командиры взводов, а за ними и командиры отделений. Цепи фашистов быстро приближались: в промежутках между взрывами хорошо было слышно, как под их ногами хлюпала грязь. Вот немецкие солдаты уже выбрались из болота и, стреляя на ходу, побежали вперед. Между противниками осталось меньше ста метров. Артиллерия замолкла: теперь снаряды могли попасть и в своих.

— Огонь! — крикнул Пуяндайкин. — Бей фашистского гада!

Грянул залп. Затрещали автоматы. Через несколько минут больше половины солдат из передней цепи уже лежало на земле, но им на смену приходили новые. Атака продолжалась. Партизаны усилили огонь. В дело вступили два из трех ручных пулеметов, которые были установлены на флангах для ведения кинжального огня. Ряды противника быстро редели, но не отступали. Вот они подошли на пятьдесят, на сорок метров. Еще немного-и они ворвались бы на огневые позиции партизан. И тут, впервые за долгое время, Айгашев принял правильное решение.

— Гранаты к бою! — крикнул он. — Огонь!

Там, где бежали фашисты, мгновенно образовалась стена из дыма, огня, вздыбленной земли и стальных осколков. Немцы не выдержали, повернули назад, бросились бежать.

— За Родину!

— За партию!

— За советский народ! — закричали коммунисты. — Ура!

— Ура! — подхватили остальные партизаны.

Люди выбежали из леса и, догнав убегающих немцев, в упор расстреливали их, били прикладами, кололи штыками. Только немногим фашистам удалось спрятаться в высокой болотной траве. Чтобы избежать ненужных потерь, командиры отдали приказ прекратить преследование и, захватив трофейное оружие с боеприпасами, возвратиться в лес.

Наступила ночь. Надо было решить, что делать дальше. Командиры собрались на совещание. Логика подсказывала, что под прикрытием ночи надо форсировать реку и уйти в леса на том берегу. Об этом и сказали Пуяндайкин с Колпаковым. Но от успеха, как известно, кружится голова.

— Покинуть без боя такие выгодные позиции может только трус или предатель, — заявил командир роты. — Сегодня мы взяли реванш за утреннее поражение, а завтра, если только немцы не удерут ночью, разгромим их полностью. Уничтожить целый артиллерийский дивизион противника силой одной стрелковой роты партизан — знаете, какое это событие? Наша блестящая победа навсегда войдет в историю партизанской войны. О ней заговорит весь мир! Вы как хотите, но я не покину эту высоту.

— И я! — решительно стал на его сторону командир второго взвода.

— Я тоже! — присоединился к ним командир третьего взвода.

Колпаков начал колебаться. «Кто знает, — думал он. — Может, Айгашев и прав».

— Хорошо, пусть будет так, — сдался он.

Чувство ответственности за жизнь людей, за порученное дело не позволило Пуяндайкину согласиться с ними.

— Давайте спросим у младших командиров и рядовых бойцов, посмотрим, что они скажут, — предложил он.

Это уже была глупость, и Айгашев не преминул воспользоваться ею.

— А кто тебе позволит устраивать плебисциты во время боя? — накинулся он на Пуяндайкина. — Уставами Красной Армии подобная чушь не предусмотрена, а отсебятиной заниматься я никому не позволю.

Замполит понял свою ошибку. Ничего не поделаешь, пришлось прикусить язык.

Так было принято решение остаться на месте и использовать ночь для укрепления позиций. Заняв круговую оборону и выставив боевое охранение, рота приступила к выполнению приказа командира. Правда, в душе многие надеялись, что немецкий артдивизион, по всей вероятности спешащий на фронт, не станет задерживаться из-за роты партизан и ночью уйдет своим путем. В самом деле, бить по неполной роте плохо вооруженных партизан из тяжелых орудий было бы равносильно стрельбе из пушек по воробьям. Но, как скоро выяснилось, немцы не собирались уходить. Около полуночи к артиллеристам подошли танки. Через некоторое время гул моторов послышался и с противоположного берега реки. Айгашев в это время безмятежно спал. Командир третьего взвода Юркин с трудом разыскал его и с не меньшим трудом разбудил.

— Что случилось? — спросил майор.

— С того берега вернулись разведчики, — доложил Юркин.

— На чем они переправились? — перебил его майор.

— Нашли небольшую рыбацкую лодку, она берет четырех человек. Сделали четыре рейса. Они видели, как в деревню прибыли солдаты. Насчитали около ста человек. Что будем делать?

— Как что? Будем бить фашиста.

— Но они нас окружают. К утру мы окажемся в мышеловке. Пока дверцу не захлопнули, может, переправимся через реку, уйдем отсюда, как советовал замполит? — спросил комвзвода.

— Об этом не может быть и речи! — строго сказал Айгашев. — Иди и. продолжай наблюдение за противником. Лодку держи наготове. Возможно, я сам переправлюсь на тот берег, посмотрю, чем занимается враг и как его лучше бить.

Юркин хотел еще что-то сказать, но майор нетерпеливо отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

«Да, дела, — размышлял Айгашев. — Пожалуй, мы правда попали в ловушку. Как же быть? Неужели это конец?»

Дрожь пробежала по телу. Впервые смерть предстала перед ним не как нечто отдаленное, возможное, а как вполне реальная опасность. Мысль его заработала лихорадочно. Остался ли хоть какой-нибудь шанс спастись? Вряд ли. В таких случаях люди говорят: «Погибать, так с музыкой». Но Айгашев привык рассматривать все, что делалось вокруг и что предстояло делать ему самому, с точки зрения: «А что мне это даст?», «А что я получу от этого?» И теперь, почувствовав близкую гибель, он не изменил своей привычке. «Конечно, рассуждал он, — если смерть неизбежна, очевидно, следовало бы принять ее героически. Но Что мне это даст? Посмертную славу? Почет, уважение и материальные выгоды моей семье? Предположим, но какое мне дело до всего этого? Ведь меня тогда уже не будет!»