Евгений Подольный - Фронтовые были

— Триста метров, — уточняет Дронов, — двести пятьдесят… двести…

Ефимов резко нажал педаль и, оглушенный, увидел темную отметину пробоины в основании башни танка. Оттуда потянуло сначала дымком, а в следующую секунду взрыв потряс округу: внутри танка рванули боеприпасы.

— Теперь живем, Федот Кириллович! Поворачивайся!

— Все сделаем в лучшем виде, — заверил Дронов, вгоняя очередной снаряд в канал ствола.

Однако гитлеровцы открыли бешеный огонь по самоходке. Снаряды с тяжким стоном разрывались рядом, щедро обдавая осколками броню.

— Кириллыч, дай-ка фугасный! — Ефимов уже тщательно «вгоняет» в прицел грузовик с пехотой на борту. Удар! — и тупорылая громадина разносится взрывом на мелкие щепки.

Но от другого грузовика спешившиеся автоматчики уже торопливо бегут к их самоходке. И тут на выручку приходит старая пулеметная школа красногвардейца Дронова. Кириллыч припал к танковому пулемету, привычным движением поставил его на боевой взвод и размашистой щедрой очередью хлестнул по наседавшим фашистам, круша их и прижимая к земле.

А Ефимов тем временем дослал в канал ствола новый бронебойный снаряд, вывел прицел на дальнее от них самоходное орудие. Но что это? Два танка и самоходка, не выдержав боя, повернули вспять. За ними, подгоняемые очередями Дронова, спешно засеменили пехотинцы. Ефимов, тщательно прицелившись, бьет по все той же самоходке. Но она, почуяв по близким разрывам недоброе, маневрирует.

— Ишь, танцует, — зло усмехнулся Ефимов.

Он теперь не спешит, расчетливо выносит упреждение. И вот, настигнутая очередным снарядом, самоходка словно споткнулась и, развернувшись в сторону, зачадила густым дымом…

Бойцы долго сидели в самоходке, не в силах пошевелиться от усталости. Стояла такая тишина, что было слышно, как ветер гудит в стальной антенне над «фердинандом». И все, что случилось сегодня, 12 июля 1944 года, настолько было похоже на страшный сон, что Ефимов заметил:

— Вот так, Кириллыч… Расскажи через много-много лет — и, пожалуй, никто не поверит…

Но Дронов не ответил. Он крепко спал, прислонившись к стальной стенке «фердинанда».

— Да нет у меня для вас танка. Поймите же вы наконец! — сокрушался заместитель командира полка по технической части Баранов, все более удивляясь настойчивости этих трех парней во главе с младшим лейтенантом Климовым. — Вам ясно сказано — в запасной полк. И точка! — И примирительно добавил: — Отдохнете чуток, в баньке помоетесь. А там и машину новую дадут…

Последнее он сказал неуверенно, перехватив взгляд Климова, брошенный в сторону ближайшего кустарника: там сквозь ветви явственно просматривалась башня Т-34 с гвардейским знаком на ней и бортовым номером «76».

— Эта машина свое отвоевала, — безнадежно махнул в сторону тридцатьчетверки Баранов. — Участвовала в битве под Москвой, в боях на Курской дуге, дошла до Польши. Ходовая часть изношена, да и мотор барахлит. Теперь — в капитальный ремонт.

— Так мы сами этот ремонт и проведем, товарищ майор, — негромко заверил механик-водитель Гармаш, поглядывая на Климова.

Сказал свое слово и заряжающий Сенотрусов.

— Как же мы ребятам в глаза посмотрим: все — в бой, а мы — в баню.

— Да что это за разговорчики, товарищ младший лейтенант! Приказ не обсуждают!

— Мы не обсуждаем, товарищ майор, мы просим… — тихо, но твердо проговорил Климов. — Дайте нам этот танк…

Майор задумался. Молчали и танкисты. А мимо на Озенблув, натруженно урча моторами, седые от дорожной пыли, проходили последние танки полка. Там, южнее этого польского городка, ожидался контрудар немцев.

Неожиданно одна из машин резко затормозила, и в люке показался командир третьего батальона майор Алпаев. Маленький, плотный, он метнул быстрый взгляд в сторону танкистов, узнал Климова и в одно мгновение припомнил тот недавний бой, когда экипаж Климова таранил фашистский «фердинанд» и спас его, Алпаева, танк. А затем совсем не по-уставному крикнул:

— Мишка, дорогой, жив?!

— Жив, командир! — радостно отозвался младший лейтенант и, подбежав к танку, пояснил: — Только и мы тогда проглядели, товарищ майор: слева какой-то фашист нам в бок рубанул — ведущее колесо вдребезги! Теперь ходим в «безлошадных». Впрочем, «лошадка» имеется, — он скосил взгляд в сторону замаскированной тридцатьчетверки, — да вот… майор Баранов не дает. Говорит, неисправна, мол…

Алпаев поморщил лоб:

— Давай, Климов! Если сможете, доберетесь до северо-восточной окраины Озенблува, станете там в засаде. На всякий случай. Удара со стороны противника там не ожидается, да чем черт не шутит… — И Баранову: — Отдай ты им ветерана. Они его подлечат. Они могут!

— Добро… — без особого энтузиазма согласился Баранов. — Так и быть — забирайте!

Танкисты с трудом добрались до указанного места. Двигатель тянул слабо, работал с перебоями, сильно дымил, вот-вот заглохнет. К тому же при каждом повороте машины левая гусеница едва не сходила с катков. Зато вооружение было в исправном состоянии, да и боекомплект с избытком.

Остановились на пологом взгорке, укрывшись в зарослях одичавшего старого сада на окраине заброшенного хутора.

Пока Сенотрусов и Ненашев гремели ключами и кувалдами возле гусениц, а Гармаш колдовал в моторе, Михаил, развернув башню, с нетерпением вглядывался через прицел на юг, куда ушли наши танки и где уже разгоралось сражение. Климов всей душой был там. Даже в горле, как всегда перед схваткой, пересохло, кончики пальцев покалывало, словно иголками. Но, вспомнив, что приказано стоять здесь, в засаде, только вздохнул. Посмотрел на север — и чуть не вскрикнул от неожиданности: пять «пантер» с десантом на борту полным ходом шли на еще не успевшую окопаться нашу пехоту. Было видно, как немцы с ходу смяли боевое охранение и, разворачиваясь веером от шоссе, шли прямо на них, на этот единственный здесь танк с гвардейским знаком на башне.

Расчет врагов был прост: внезапным ударом прорваться сквозь наши боевые порядки, резко повернуть на юг и обрушиться таранным ударом во фланг советским танкам. От этой мысли Климову стало жарко.

— Отставить ремонт! По местам! — резко скомандовал он.

В считанные секунды танкисты заняли боевые места, приникли к приборам и щелям. Михаил успел передать по рации на КП:

— «Редут-десятый»! Я «Гранит-шестой»! Танки с севера! Принимаем бой!

«Пантеры» уже были от них в тысяче метров. Климов приник к прицелу, вращая ручки подъемного и поворотного механизмов пушки, вогнал в перекрестие головной танк.

— Николай! — крикнул он Сенотрусову. — Бронебойный!

Заряжающий дослал снаряд в ствол, щелкнул затвор:

— Есть, бронебойный!