Йенс Йенсен - Они пришли с юга

А Мартин не сводит глаз с Якоба. Вот какой у него отец! Никому в городе его не одолеть — Мартин твердо в этом уверен. Он когда-то читал про человека, который голыми руками осилил медведя; наверно, и отец так может, ведь он старый матрос, в каких только переделках не бывал!

Меж тем Лаус торопится, он просит у Вагна бриллиантин, а у матери чистую рубашку.

— На тебя не напасешься рубах, — ворчит Карен. — Каждый день меняешь. Подожди, Лаус, ты перевернул все вверх дном, я сама тебе найду.

— Что это ты каждый вечер наводишь фасон — перед кем это ты выставляешься? — посмеивается Якоб, глядя, как Лаус прихорашивается.

Лаус будто и не слышал вопроса отца — он усердно чистит ботинки.

— Приведи девушку к нам, мы хоть поглядим, какая она. — говорит Карен.

— Это вы кому — мне? — удивляется Лаус.

— Да он с луны свалился, — подмигивает Якоб, и все хохочут.

— А родители у нее богатые? — спрашивает Вагн.

— Разве в этом счастье! — говорит Карен.

— Что это за значок ты прицепил к отвороту? — спрашивает Якоб, показывая на желтый значок в петлице Лауса.

— Это королевская булавка, я отдал за нее пятьдесят эре, — Лаус поглаживает значок пальцем.

— А на что он тебе?

— Мода такая.

И Лаус уходит, бросив взгляд на стенные часы, — он опаздывает. По лестнице Лаус спускается довольно неуверенно, но в квартире мусорщика тишина — должно быть, супруги умаялись и теперь между ними мир и согласие. Ваги собирается в кино, только Мартину по молодости лет приходиться остаться дома.

Поздним вечером раздается звонок в дверь. Якоб с Карен переглядываются: «Что еще такое? Неужели опять скандал?»

— Погоди, я сам открою, — говорит Якоб, вынимая изо рта трубку.

Но оказывается, это всего-навсего Вигго, брат Карен, он шел мимо и решил проведать родственников. Карен ласково улыбается брату.

— Сейчас я сварю тебе кофе, — говорит она, — проходи в комнату и садись прямо к столу.

— А хороший табачок у тебя найдется, Якоб? — спрашивает Вигго, доставая трубку.

— Найдется, — говорит Якоб. — Я тут раздобыл немного у шведских моряков.

— Я вижу, у тебя обширные связи.

— Кочегар с одного шведского корабля мой приятель.

— Сдается мне, у тебя на каждом корабле есть приятель-кочегар.

— Ну, уж это ты хватил.

Вигго лыс и носит роговые очки. Вид у него ученый, и в семье все сходятся на том, что он человек с головой. Кабы только он поменьше пил, из него вышел бы толк: Вигго душой и телом социал-демократ и служит в правлении профсоюза.

— Стало быть, Франция капитулировала, — говорит Якоб.

— Да, немцы бьют всех подряд, — отвечает Вигго. — А все потому, что у этих чертовых нацистов во всем твердый порядок и система, они знают, чего хотят, и идут прямо к цели. Дело ясное — войну они уже выиграли.

— А что же, по-твоему, будет с нами, если они выиграют войну?

— Никаких если. Они выиграют. А что будет с нами — совершенно ясно: нам придется приспособиться к их порядку. Конечно, надо постараться сохранить нашу национальную самобытность, но главное — надо избегать трений.

— Как это понять?

— А вот так. Возьмем к примеру движение псалмопевцев — это широкое народное движение, — заявляет дядя Вигго.

— Вот уж поистине курам на смех, — с презрением пожимает плечами Якоб. — Нечего сказать, хорошие советы дают согражданам наши профсоюзные бонзы. Пойте себе псалмы и главное — ни во что не вмешивайтесь; это в национальном духе и к тому же придется по вкусу немцам. Ведь от нацизма не убудет, ему не повредит, если миллион идиотов каждый вечер будет тянуть псалмы, и так из года в год много лет подряд!

— А зачем же вредить нацистам? — возражает Вигго. — Наоборот. Мы должны сотрудничать с ними, найти наилучший выход из создавшегося положения. Будем надеяться, что со временем нацисты немного пообтешутся. Надежда — вот все, что нам осталось.

— Спасибо, утешил, — презрительно хмыкает Якоб. — «Авось до свадьбы заживет!» — сказала девица, уступая насильнику.

— Полно, Якоб, — говорит Вигго, — неужто ты всерьез хочешь, чтобы мы дрались с немцами? Да ведь это чистое безумие, в стране камня на камне не останется. Ты что, не знаешь о карательных мерах, о заложниках, о концлагерях и обо всем прочем? А ведь мы можем этого избежать путем сотрудничества и лояльного поведения. Мы должны сознавать свою ответственность и не лезть на рожон.

— Если все станут так рассуждать, нацисты завоюют мир с помощью одних только угроз, — говорит Якоб. — Мы ведем себя хуже рабов.

— Погоди! — глубокомысленно возражает дядя Вигго. — Вот увидишь, англичане наверняка договорятся с немцами относительно немецких колоний, и тогда они вместе пойдут на Советский Союз. В этом залог нашего спасения. Когда они впоследствии будут колонизировать Восток, тут-то им и понадобится наша помощь.

В эту минуту Карен приносит кофе.

— Опять вы за свое, — говорит она. — То в карты играете, то о политике спорите. И когда только вы займетесь чем-нибудь дельным!

На другой день к Карен по обыкновению заходит жена мусорщика занять немного кофе, сахару и маргарину. Она болтает и смеется как ни в чем не бывало, ну а раз так, Карен остается только делать вид, будто вчерашней драки и в помине не было.

Время идет, фашисты захватили уже всю Европу. Только Англия еще не сдается. Всю зиму в Лондоне, Бирмингаме и Манчестере каждую ночь надрывались сирены. Тысячи бомб с воем обрушивались на города, англичане молча глядели на груды развалин и хоронили убитых. А нацисты, уверенные в близкой победе, торжествуя, вопили: «Wir fahren gegen En-gel-land!» «Мы идем на Ан-гли-ю!» В Дании буржуазия занималась псалмопением, а страной правила твердая рука Стаунинга. Правительство сотрудничало с нацистами, приспосабливалось к порядкам новой Европы. Оккупированная Дания сохранила свою армию, командующим которой считался король. Каждый добрый демократ уверенно смотрел в будущее.

Лауса призвали на военную службу; наконец в один из воскресных дней он получил отпуск и пришел домой; его подружку тоже ждали к обеду. Ее еще никто не видел, да и вообще до сих пор родные только догадывались о ее существовании, и сейчас все сгорали от любопытства. У Карен в печи жарился окорок, в кастрюле тушилась красная капуста, яства благоухали на весь дом.

И вот пришел Лаус в военной форме: черная шинель с блестящими пуговицами и винтовка с длинным штыком. Он стал заправским солдатом — от него пахло сеном и нафталином. Лаус был на голову выше своей девушки, но она тоже была стройная, совсем молоденькая, очень тихая и милая. Звали ее Гудрун, работала она в швейном цеху и очень понравилась всей семье.

Обед прошел оживленно и весело, потому что Лаус был полон новых впечатлений и говорил, не закрывая рта. Он не без хвастовства рассказывал, как исходил десятки километров и упражнялся на полигоне в стрельбе из всех видов оружия. За малейшую провинность — наряд вне очереди. Каверзные молодчики эти офицеры. Чего им только в голову не взбредет! Иной раз заставят ползать на брюхе по грязи и навозу, тут уж так перемажешься, что и на человека не похож.