Сергей Андрианов - Рассказы

— Надо прежде хозяином в небе себя почувствовать, стать асом, а он — жениться. Потом весь гарнизон — от командира до женсовета — начнет «укреплять» его молодую семью. У замполита даже термин особый появился — «семейный фронт». И в ходу лозунг, как формула: «Нет происшествий в доме — нет и на аэродроме». Он, пожалуй, прав. Надо бы этот лозунг в каждой семье вывесить на самом видном месте.

Марцев говорит так, будто слова относятся к Алексею Кирьянову или вообще к кому-то чужому, а на самом деле про него же, про Королькова, все это мелево.

— Ты, Алексей, не спеши с женитьбой. Попадется сварливая — это же в доме пожар. Предпосылка к летному происшествию. Сколько бывало…

Корольков договорить ему не дает:

— У тебя, Володя, как у медведя, — семь сказок, и все про мед. Не задумал ли ты сам жениться?

Марцев невозмутим. То, что Корольков считал сказками, по его мнению, наука молодоженам. Друзьям-пилотам, кто подумывал о женитьбе, он, например, советовал погадать на ромашке. Вокруг аэродрома этих цветов тьма-тьмущая. Особенно ранним летом, когда их глазастое половодье вплотную подступает к самолетным стоянкам. Ромашки чуть ли не в кабины засматривают.

И конечно же он давал совет Алексею Кирьянову, как-никак в одном звене служат. Ложись, мол, после полета на душистую траву и перебирай себе лепестки. Только не говори: «Любит-не любит» (что за вопрос — летчиков девчата обязательно должны любить!). Говори: «Жена — небо, жена — небо».

Слушая Марцева, пилоты смеются. Корольков, которому Марцев когда-то тоже советовал погадать, в ответ бросил:

— Нет таких трав, чтобы узнать чужой нрав.

А тот свое:

— Погадай — не помешает.

Но уж если у какого молодожена закавыка в семейной жизни случится, Марцев тут как тут: «Что я тебе говорил?!»

А что говорил? Небо — первая его любовь, чистая и верная. Полная взаимность! Там, за облаками, дел непочатый край. Ведь небо — океан, и пока изучена лишь его прибрежная часть. Потому этот океан всегда ждет молодых, отчаянно смелых и свободных от домашних забот пилотов. А когда вдоволь налетаешься и земное притяжение станет сильнее небесного, тогда пойдешь на посадку и обзаведешься семьей.

Чудак человек этот Марцев! Да разве был на земле хоть один летчик, который вдоволь налетался за свой век!

В разговоре с Корольковым Марцев вспоминал даже Экзюпери. Французский летчик и писатель предложил своей возлюбленной руку. Она и ее родители дали согласие на брак, однако поставили одно непременное условие: распрощаться с полетами. Но Антуан де Сент-Экзюпери распрощался с любимой а остался верен небу. Так поступают настоящие мужчины. И все же Корольков не послушался, Марцева. Женился. А с ним-то и произошла потом та самая закавыка.

С аэродрома вернулся Корольков тогда под вечер. Таня, как всегда, выбежала ему навстречу:

— Виталий, скорее! В город поедем…

— В город — это хорошо, — ответил Виталий, невольно любуясь своей Таней, невысокой смуглянкой с озорными глазами-вишенками. Такая она у него красивая, огневая! Подбежит сейчас к нему и закружит в стремительном вальсе. «У твоей Танюшки пилотская натура, — говорили Виталию друзья. — С нею не пропадешь». И ему нравилось это слушать.

Таня ждала Виталия целый день. Когда же он вошел в дом, она, веселая, как всегда, бросилась за его парадным мундиром. Таня любила, когда Виталий надевал праздничную форму. Она ему очень шла.

— Переодевайся, Виталий. Скорее.

— Город — это хорошо, — повторил Виталий, неуклюже усаживаясь на стул.

У него было странное выражение лица. Взгляд неровный — то вспыхнет, то потускнеет. Корольков готов с Таней идти куда угодно. Но из головы не выходили слова капитана Орехова: «Ты понимаешь, Корольков, не вижу я в тебе пилота. Нет его, нет. Придешь домой, возьми карандаш, бумагу и прочерти свой полет от взлета до посадки. Десять, двадцать, тридцать раз мысленно пройди по кругу. Тебя пора выпускать в самостоятельный, а я не могу. Нет у тебя власти над машиной».

Нет пилота… А что же тогда есть? Что может быть вообще без самого главного, самого важного в его жизни — без власти над небом и самолетом?! Корольков будет стараться, он пятьдесят, сто раз прочертит схему полета, но завтра непременно вылетит на новейшей машине. Вылетит!

Таня достала из шкафа отутюженные брюки и мундир, поспешно протянула Виталию, все такая же быстрая и резвая, как ветер.

— Бери, сокол быстрокрылый.

Виталий грустно смотрел на нее. Нет, нет, Танюша. Не быстрокрылый. Один только капитан Орехов знает, какой он сокол. Только капитану Орехову все известно. Виновато моргая, Виталий просяще сказал:

— Танечка, в другой раз в город поедем, хорошо? А сегодня не поедем. Не могу сегодня…

Таня застыла с протянутой рукой, и его больно уколол остывший взгляд жены. Улыбка на ее лице погасла.

— Таня…

— Не хочу я тебя слушать! Не хочу! Потом его сразили убийственно тихие слова:

— Я же знала… Я знала — не любишь ты меня, потому и не считаешься со мной.

— Таня… — Виталий хотел ей сказать, что решается его летная судьба. Но Таня не стала его слушать. С горькой обидой ушла из дома. Королькову казалось — рушится семья.

Таня уходила из дома не раз и не два. Уходила к подружке, с которой одновременно вышли замуж за выпускников летного училища, вместе приехали в полк и относились друг к другу как родные сестры. Теперь она ушла к ней, сказав, что насовсем.

Королькову уже не хотелось заниматься разбором своего полета. Он отложил в сторону исчерченные цветными карандашами белые листы и грустно улыбнулся: изобразить бы сейчас график семейных отношений и показать командиру звена. Вот бы где кривых линий было…

Виталий страдал от одиночества и собирался идти к Тане. Таня знала, что он непременно придет. Будет просить, чтобы вернулась. И она вернется. Потому что никуда не собиралась уезжать от Виталия. Вместе они придут к себе домой и долго-предолго будут шептаться. Таня уже в который раз услышит, что Виталий любит только ее и больше никого на свете. От его ласковых слов она опять почувствует себя самой счастливой.

Утром она его спросит:

— Тебе кто снился, скажи — я или самолет?

— Дорогая Танюшка, ты мне приснилась, — улыбнется и скажет он. И важно добавит: — В самолете летим вдвоем с тобой.

— На сколько часов рассчитан полет? — спросит Таня. Виталий даже глазом не моргнет, ответит:

— На всю жизнь!

А когда Виталий снова придет с полетов, Таня закружится по комнате, запоет: «За мостом, под мостом трава зеленеет, за хорошим мужем жена молодеет…»

Но в этот вечер все получилось не так. Выйдя на улицу, Корольков увидел чистое, зовущее небо и вспомнил советы Орехова. Ему стало до боли обидно — Таня расстроила все его планы. Королькову надоели ее внезапные отъезды. И он уже не торопился идти за ней.