Мицос Александропулос - Ночи и рассветы

— Пригибайся, пригибайся! — крикнул он вслед Космасу. — Это место тоже просматривается!

Сам он полез в гору. Космас остановился, чтобы посмотреть, как тот пройдет. Он прошел, пригнувшись, тихо и незаметно, как кот. Никто его не обстреливал. И, глядя на него, Космас подумал, что не так уж здесь страшно, как кажется сначала. Нужно только приноровиться.

На этот раз его окликнули снизу, из лощины.

— Куда ты мчишься, товарищ? Иди сюда! Партизаны, молодые парни, лежали под прикрытием каменного обвала.

— Кто здесь командир взвода? — спросил Космас.

Бойцы позвали:

— Керавно-о-ос!

— Вашего командира зовут Керавносом? — обрадовался Космас.

Ответить они не успели. Гулким ручейком посыпались камни, из-за выступа в скале показался сам командир.

— В чем дело, ребята?

— Спрашивают тебя…

Керавнос узнал его сразу.

— Смотри, пожалуйста! Афинянин! Помню я твою хлеб-соль и соседку твою тоже помню. А ты все такой же конспиратор?

Партизаны уже собрались.

— Пошли, ребята, пора.

Чем дальше они продвигались, тем глуше становился голос командира Керавноса. Ущелье осталось позади. Они вступили в редкий ельник и осторожно перебегали от дерева к дереву.

До сих пор Космас думал, что бой — это стремительное столкновение, подобное вспышке молнии, яркое и скоротечное. Но оказалось, что война подчас бывает медлительной и неповоротливой. Перестрелка началась с самого утра, теперь уже вечерело, а ни конца, ни края не было видно…

Взвод Керавноса, должно быть, уже побывал на этой высотке и раньше. Не дожидаясь распоряжений, партизаны заняли свои места, установили пулемет.

— А ты, брат, иди сюда! — позвал Керавнос Космаса. — Ложись и не своди глаз вон с той скалы. Оттуда пустят зеленую ракету. Смотри не прогляди.

— Я постараюсь, но, может, ты на всякий случай поставишь кого-нибудь еще?

— Да все мы будем глядеть в оба! — засмеялся Керавнос, и Космас успокоился.

Внизу, под ними, шел бой. Дребезжа, на высотку залетали шальные пули. Фигуры немцев темными пятнами выделялись на снегу, прикованные к земле огнем партизанского полка.

Как пустили ракету, Космас не заметил. Позади него рявкнул бас Керавноса, застрекотал пулемет, раздались ружейные выстрелы. Космас оглянулся. Керавнос сложил руки рупором и кричал, как капитан корабля во время шквала…

Потом кто-то подал сигнал: «Бегут!» — и партизаны устремились вниз по склону. Один только пулеметчик остался наверху, он продолжал стрелять.

Немцы поспешно перебирались через реку. С другого берега их прикрывали пулеметы.

Вскоре совсем стемнело. Ружейная стрельба прекратилась. Несколько раз прогрохотали немецкие пушки. Они наугад обстреливали затихшее поле боя.

— Отыгрываются! — усмехнулся Керавнос.

Метрах в десяти от того места, где во время перестрелки залегли Керавнос и Космас, на узкой тропинке, спускавшейся к реке, они нашли первого убитого немца. Это был настоящий великан, в шлеме, с открытыми, казалось, еще видящими глазами. Керавнос нагнулся и снял с него автомат.

— Сними и сапоги, — сказал он Космасу. — Пригодятся!

Космас склонился над трупом. Пальцы его запутались в каком-то ремешке, он потянул за него и вытащил револьвер.

— И сапоги тоже возьми! — повторил Керавнос.

Космас дотронулся до сапог. Но не снял — рука его ощутила мягкое, податливое тело. Он поспешил отойти.

Под прикрытием скалы они разожгли костер. Курили немецкие сигареты, рассматривали трофеи — оружие и одежду. Самым удачливым признали Космаса. Немецкий парабеллум считался высшей маркой оружия. Партизаны так его расхваливали, что Космас решил уступить кому-нибудь свой трофей. Однако вмешался Керавнос:

— Нет, ты его нашел, ты его и носи!

Пока дожидались ужина, кто-то запел:

В песне говорилось о Греции, о любви, о весне, такой же юной и отважной, как эти ребята.

Правда, трава еще не выросла. Но весна была уже не за горами, она обещала принести им цветы, свободу и любовь. И молодые партизаны прокладывали ей дорогу.

Из темноты послышались голоса. Вместо ожидаемого повара к костру подошел полковник.

— Так ты еще жив? — спросил он Космаса и похлопал его по плечу. — Рановато было посылать тебя в самое пекло. Но раз уж выкарабкался, собирайся в дорогу!

— Куда?

— Сперва к Леону, он тебе объяснит…

Связной полковника доставил Космаса в штаб.

— Ну, наконец-то! — обрадовался Леон. — Ложись спать, а утром снова в путь.

— В чем дело? Куда?

— Толком и я не знаю. Позвонили из дивизии, велели «виться…

— А как ты думаешь, зачем?

— Сдается мне, что понадобился твой английский язык.

— Только бы не это!

— Что поделаешь! Думаешь, мне больно хочется быть комиссаром?

Нельзя сказать, чтобы последняя фраза Леона прозвучала убедительно. И Космас не преминул его поддразнить:

— Почему, Леон? Тебе так идет быть комиссаром!..

Деревня, в которой расположился штаб дивизии, приютилась на вершине горы. И гора, и деревня назывались одинаково — Астрас. Гора была высокая и неприступная, с отточенными голыми пиками, где вьют гнезда орлы. И деревенские домики, разбросанные среди елей, снизу казались орлиными гнездами.

Космас и связной еле переводили дыхание. Космас вышел не позавтракав и сейчас, карабкаясь в гору, испытывал острый голод и слабость.

— Держись! — подбадривал связной. — Если судьба улыбнется, отведаем деревенских пирогов…

Пироги! Теплые, пышные деревенские пироги! Космасу почудилось, что они уже тают у него во рту. А связной рассказывал так аппетитно, как будто похрустывал свежей корочкой. Он доложил Космасу, что подают на завтрак, на обед и на ужин офицерам английской миссии — жареных цыплят, сыр, кренделя…

— Откуда у них такое богатство? С самолетов, наверно, сбрасывают?

— Обменивают в деревнях на золото. А с самолета им сбрасывают вино, шоколад…

— Ну ладно, друг, хватит!

Тропинка петляла среди высоких сугробов. Когда они останавливались отдышаться и Космас переводил взгляд с вершины вниз, на крутой, точно топором обрубленный, склон, голова у него начинала кружиться.

— Едва ли сюда забирались немцы? — спросил он связного.

— Не забирались и не заберутся!

Под вечер они подошли к околице. Космас глубоко вздохнул и поблагодарил тех, кто построил деревню здесь, а не выше. Завидев над крышами домов дымок, он вспомнил о пирогах. Но вместо отдыха и лакомства его ждала работа. На другом конце деревни стоял большой дом, три человека сидели там за одним столом и мучительно пытались понять друг друга. Кроме Спироса здесь были командир дивизии и англичанин — майор Антони.