Мицос Александропулос - Ночи и рассветы

— Хотят перейти возле Криакуро, — сказал Керавнос. — Пойдем, Космас, посмотрим с высотки, оттуда видно лучше…

Осторожно перебегая, то и дело припадая к камням, они выбрались на высотку, с которой виднелись и домишки Криакуро, и дорога вдоль берега. Колонна немцев двигалась неторопливо и уверенно.

— А почему их так много? — вдруг спросил Космас. — Зачем против такой деревушки, как Астрас, посылать столько солдат? Может, они вовсе и не к нам?

Колонна вошла в лес. Партизаны ждали, что она вот-вот снова покажется на дороге, ведущей к броду. Немцы не появлялись.

— Куда вы смотрите? — послышался ликующий голос Гермеса. — Да они же драпают!

Из леса наконец показалась голова колонны. Но не у реки, а немного выше. На дороге к перевалу.

— Ночью в той стороне была перестрелка. Там наверняка тоже остались наши.

В полдень сторожевой поднял тревогу. Внизу, возле домишек Криакуро, он заметил подозрительное движение. — Сперва я думал, что это крестьяне. А потом гляжу — нет… Целый час за ними слежу. Снуют по склону то туда, то сюда…

— Наверно, цольясы!

Никто не видел, как они перебирались через реку, но все решили, что больше некому — цольясы уже в Криакуро.

— Нужно проверить, — сказал Керавнос. — Если это цольясы, то ночью ударим!

В разведку Керавнос послал Космаса и велел ему взять с собой еще двух партизан. Космас выбрал Панурьяса и Лаократию. Четвертым к ним напросился Фигаро.

Они спускались ельником к оврагу. Впереди шла Лаократия. Легкая, неуловимая, в комбинезоне из светлого одеяла — как раз под цвет выгоревших волос, — она совсем терялась среди деревьев. Керавнос не ошибся, когда оставил Лаократию в своем взводе: по храбрости она не уступала мужчинам. Настоящее ее имя было Эленица, но теперь она и сама его забыла, как забывала порой, что она девушка, к тому же очень молоденькая. Лишь иногда, в спокойные часы привала, Лаократия вновь становилась девочкой. Она садилась в сторонке, развязывала свой мешок и с детским любопытством разглядывала фотографии, вырезанные из газет и журналов. С этих вырезок на нее смотрели генералы и офицеры союзных армий. Мурлыча песенку, Лаократия разглаживала фотографии на колене, а потом аккуратно складывала в мешок. Это занятие было для нее редкой и приятной забавой.

— Ох, какой альбом есть у меня дома! — говорил ей Фокос. — Вот приедем в Афины — обязательно тебе подарю!

— А какой это альбом?

— Большой! С разноцветными открытками со всего мира!

— И ты мне насовсем его отдашь? — частенько спрашивала Лаократия, опасаясь, что Фокос забудет свое обещание.

— Десять раз говорят ослу, а человеку и раза достаточно!

Только в эти минуты Лаократия снова становилась Эленицей, и ее товарищи вдруг замечали, что перед ними девушка. А потом они снова забывали об этом. Все, кроме Фигаро. Фигаро уже год ;как был влюблен в Лаократию. «Смотрите, что я заметил! — рассказывал партизанам Фокос. — Фигаро говорит «да», когда думает, что Лаократия тоже скажет «да». А она наперекор ему кричит «нет». — «Ну и что из этого?» — спрашивали ребята. «А то, что она тоже его любит, — отвечал Фокос. — И потом — почему бы ей не полюбить его? Чем плох парень? Души в ней не чает! А когда женщину обожают, она ни за что не устоит! Перед всем может устоять, а перед обожанием — никогда…» — «Ну ладно тебе! Хватит!» — прерывали разговор ребята. Они не позволяли Фокосу долго разглагольствовать о женщинах.

Старик был прав, Фигаро обожал Лаократию. Он следовал за ней всюду, молчаливый, внимательный, готовый помочь, защитить. Вот и теперь Космаса забавляло выражение крайнего беспокойства, которое появлялось на лице Фигаро каждый раз, когда Лаократия забегала вперед и скрывалась за деревьями.

— Стой! Не беги так быстро!

Чем больше он волновался, тем быстрее катилась по склону Лаократия.

— Хоть бы ты, что ли, ее остановил, — обернулся Фигаро к Космасу.

Они пробирались среди высоких елей. Вдруг Лаократия упала на землю и быстро поползла к большому камню. Космас дал знак, и партизаны тоже легли, прячась за стволы деревьев. Космас подполз к Лаократии.

— Там, в овраге, кто-то есть, — прошептала Лаократия. — Увидел меня и спрятался…

В овраге, поросшем густым кустарником, послышались треск сучьев и шум осыпавшихся под ногами человека камней. Мужчина в черном пальто вскочил и бросился наутек.

— Стой! — тихо окликнул его Космас. — Иди сюда! Человек оглянулся и замер под дулом направленного на него револьвера. Теперь Космас разглядел его. Это был совсем молодой парень. Бледный от страха, он медленно шагнул в их сторону.

— Партизаны! — вдруг закричал он что есть мочи. Лицо его ожило и засияло от радости и облегчения. — Вас-то мы и разыскиваем!

Из оврага и снизу, из леса, показались люди, они махали руками и кричали. Это были добровольцы из соседних деревень — с охотничьими ружьями и длинными ножами в деревянных ножнах. Высокие, широкоплечие деревенские парни, стройные, как сосны.

— Сколько вас? — спросил Космас.

— Двадцать два человека.

— А те, что в Криакуро, ваши?

— Нет. Но они тоже ищут ваш полк. Это эпониты{ [80] Члены молодежной организации Сопротивления — ЭПОН. } из Астипалеи.

— Какой полк? — не понял Космас.

Крестьяне из окрестных деревень не верили, что вся дивизия отступила. Ходили слухи, что на Астрасе остался партизанский полк. Впрочем, это были не просто слухи. Один из добровольцев, гимназист из Астипалеи, захватил с собой несколько номеров афинской газеты «Акрополь». Газета писала, что карательные экспедиции против партизан ведутся успешно. Целые области совершенно обезврежены, и «благонамеренные крестьяне вернулись к мирному труду». Дальше Космас вычитал и про их края: «Область Астипалеи уже свободна, за исключением отдаленной горы Астрас, где еще прячется разбойничий полк во главе с бандитом Керавносом. В ближайшее время эта шайка тоже будет истреблена».

Космас сказал новобранцам всю правду. Положение у партизан трудное. Никакого полка нет, нет ни оружия, ни продовольствия. Отчаиваться, конечно, не надо…

Молодежь и не думала отчаиваться.

— Мы не прятаться сюда пришли! Мы хотим воевать. А оружие мы отберем у немцев и цольясов.

— Вот видишь, — шепнул Космас на ухо подоспевшему Керавносу, — ляжешь спать взводным, а проснешься полковником!

— А я за этим не гонюсь! — добродушно улыбнулся Керавнос. — С меня хватит и взвода.

Скудное продовольствие кончилось. Съели черную фасоль — ее варили в пещере по ночам, — съели черствую, твердую, как камень, боботу, Сгрызли связку лука.

напевал Фокос, раздавая луковицы. Вдобавок к микроскопическим порциям он щедро сыпал прибаутками, И бойцы смеялись и над Фокосом, и над своим голодным пайком. Мешок Фокоса казался бездонным. Однажды вечером он, как волшебник, выудил из него банку мясных консервов — чудо в их убогом рационе. Фокос открыл банку ножом, разделил мясо на равные порции и раздал бойцам.