Александр Чуксин - Однополчане

«Свадьбу сыграем по-нашему, по-комсомольски, — думал он. — Приглашу из Кабарды Шеганцукова, а может, к этому времени и полк перелетит на Родину, позову своих командиров. Эх, и заживем… Пойдут дети… Сына назову по-русски, дочь по-румынски…

От железнодорожного вокзала Констанцы, где Репин сошел с поезда, по берегу моря шла асфальтированная дорога. По сторонам росли абрикосы и черешни, осыпанные нежно-розовыми и белыми цветами. Между деревьями высились железные столбы, от которых тянулось множество проводов. На них стайками сидели ласточки.

Репин широким солдатским шагом уходил все дальше от города к морю, вполголоса напевая:

Пройдя с полкилометра, Петр остановился в надежде, не подвезет ли кто-нибудь. Поставил у обочины дороги чемодан, огляделся. Хорошо! Тишина кругом… Теплый ветер обжигает лицо. Сквозь поредевшие облака ярко светит солнце. Море притихло, словно уснуло под теплыми лучами.

Петр улыбнулся и вслух подумал:

— Аника, милая Аника, — украдкой поглядел по сторонам: не подслушивает ли кто. И еще громче: — Устроюсь и на следующий год приеду.

Шоссе было пустынно. Репин пошел дальше. Блестящая дорога убегала вперед и где-то пропадала. Вдалеке на горизонте показался черный дымок — по спокойной глади моря плыл пассажирский пароход.

Через несколько часов Репин встретится со своим командиром, гвардии капитаном Пылаевым.

А утром бухарестским поездом он уедет в Яссы. Потом в Белоруссию, а потом к Шеганцукову, который в письмах звал его в гости. Здорово!

Петр перехватил чемодан другой рукой и вдруг остановился, услышав знакомый шум двигателей. Высоко в небе со стороны города летела девятка бомбардировщиков, их сопровождали истребители. Проплыли последние звенья, а он, как зачарованный, все стоял и смотрел им вслед. Чуть повыше ураганным ветром пронеслись реактивные самолеты, оставив позади себя белые, ровные, как стрелы, дорожки. «Самолеты нашей эскадрильи. Нет, не забыть мне авиацию», — подумал Репин. Сзади послышался шум мотора. Он оглянулся и увидел приближавшуюся легковую машину.

Посигналив, шофер открыл дверцу.

— Садитесь, домну сержант. — Из машины вылез черноволосый, с бритым круглым лицом и короткой шеей человек. Было что-то неприятное, заискивающее в том, как он низко поклонился, пухлой рукой приподняв шляпу. Репин узнал Татулеску — «короля керосина».

— Как это вы попали сюда? — спросил Петр, не решаясь сесть в машину.

— У брата в Констанце Гостил, а сейчас вот к другу едем в Кармен-Сильву. Вы к капитану, а потом в Россию? — спросил Татулеску, шире раскрывая дверцу и пристально разглядывая старшего сержанта маленькими черными глазами.

«Откуда он знает?» — подумал Репин и тут же вспомнил. В воскресенье по приказанию старшины он ходил в город за сапожным кремом и там встретил знакомого румына, который работал у Татулеску, ему и рассказал о своем отъезде. «Эх, язык мой — враг мой», — подумал Репин и решил отказаться от приглашения.

— Чего мы стоим? Садитесь, товарищ. Подвезем, — на чистом русском языке проговорил шофер. — Я из военного дома отдыха. Ездил в штаб, отдыхающего Пылаева знаю.

— Поехали, — сразу решил Репин. Он проворно влез в машину, сел рядом с шофером, резко захлопнул за собой дверцу. Опершись о спинку сиденья, с удовольствием вытянул ноги. Вот повезло! Через несколько минут он будет в доме отдыха, а вечером успеет на вокзал.

— Значит, домой едете? — спросил шофер.

— Да. Как ни хорошо в гостях, а дома лучше. Побуду в родных краях, людей посмотрю, себя покажу, — шутливо ответил Репин. — Ну, а главное, конечно, работа. В армии к технике приучили, хочу, на машинно-тракторной станции силенки испробовать.

— Значит, по колхозным делам пойдете? — спросил Татулеску.

— Там сейчас главный фронт, и потом, люблю землю, она для нас — мать-кормилица. Будет вдоволь хлеба, и жизнь веселее пойдет.

— Вы правы. Я тоже по земле скучаю, — шофер повернулся к Репину. Петр обратил внимание на его веснущатое лицо, короткий нос, крепкий, решительный подбородок. — У нас теперь в Белоруссии благодать, — продолжал шофер. — Вчера мне пообещали — с первой очередью домой. Поеду к себе в Гродно. Надоело скитаться…

— Значит, земляки! — радостно воскликнул Репин. — Я тоже из Белоруссии. Только там у меня никого из родных не осталось. Был дедушка, и того проклятые фашисты погубили.

Он помрачнел, замолк. Машина свернула на ровную проселочную дорогу и, легко покачиваясь, побежала мимо кустов.

«Король керосина» кивнул головой шоферу. Погруженный в раздумье, Репин ничего не заметил. Внезапно сильный удар обрушился на него.

В глазах старшего сержанта на мгновение вспыхнуло огненное пламя и погасло.

— Ах ты!.. — крикнул он и в бессилии опустился на сиденье.

Последнее, что увидел Репин, теряя сознание, было искаженное злобой лицо Татулеску и занесенная для удара рука с зажатым в ней тяжелым пистолетом. Промелькнуло перед глазами побледневшее, тоже ожесточенное лицо шофера, потом все закружилось перед ним, и он провалился в пустоту…

Татулеску обтер окровавленную рукоятку пистолета и поспешно сунул его в карман. На жирном лице выступили, как чечевичные зерна, капли пота.

— Жив? — шепотом спросил шофер.

— Кончается. А крепкий, как дуб, — ответил Татулеску. — Ну, хорошо, сворачивай в кусты.

Машина остановилась в густых зарослях недалеко от берега. Шофер вылез первым, огляделся, потом вытащил из машины Репина, отстегнул ордена, обшарил карманы. Волоком подтащил убитого к обрыву, привязал к ногам ему увесистый камень и сбросил в море. Секунду постоял в нерешительности. Еще раз оглянулся по сторонам. Кругом было тихо и безлюдно. Лишь чайки носились над морем, касаясь грудью воды и жалобно крича, словно оплакивали погибшего.

Шофер поспешил к машине. Дрожащими руками развернул пачку документов.

— Справка об окончании ШМАС. Что-то непонятно, — проговорил он.

— Разве вас этому не обучали? — строго спросил Татулеску.

— Нет.

— Надо знать: ШМАС — это школа младших авиационных специалистов. Вчера мы не успели поговорить подробно, вы приехали поздно. Где обучались?

— В Мюнхене, на авиационном отделении.

— Летать научились?

— Летал самостоятельно.

— Что там дальше?

— Служебная и комсомольская характеристика, документы убитого, — перечислял шофер. — Похвальная грамота. Смотрите, — он показал румыну красиво оформленный лист.

— Прочтите, за что он награжден.