Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 2)

"Национальный герой" Карке на эти могильные работы шел всегда с радостью, напрашивался на них нередко и сам. Он извлекал из этого сразу три выгоды. Во-первых, на копке могил отлично грелся. Во-вторых, у замерзших и убитых всегда что-либо добывал — то глоток шнапса, то пачку сигар, то "на память" какую-либо теплую вещицу. Теперь ему было не до сорока семи десятин. Самое главное, Карке удавалось побыть хоть несколько часов подальше от огня русской «катюши».

На рассвете пуля снайпера сразила лейтенанта Крахта, который вылез на бруствер и попытался посмотреть, далеко ли до Москвы. Это был восьмой по счету командир роты, убитый после Смоленска. Хоронить его вызвалась чуть ли не вся рота, но фельдфебель Квачке, оставшийся за командира роты, пресек этот благородный порыв каскадом гневной брани:

— Шкурники! Трусы! Подлые душонки! — кричал он, тыча в нос солдат толкушкой деревянной гранаты. — Хоронить рветесь. Лейтенанта оплакать. Но я ж вас, скоты, насквозь вижу. Теплые вещи почуяли на лейтенанте. Отсидеться в тылу вздумали во время утренней артподготовки. Не выйдет. Ни одного гада не выпущу из окопа. Это вам не во Франции лакать вино. Марш по местам! И огонь… огонь мне из пулеметов и автоматов. Противник не должен знать, что нас осталась жалкая кучка.

Солдаты, недавно прибывшие на пополнение роты из дивизии, расквартированной где-то во Франции, и совсем не привыкшие к холодам, сгибаясь по-собачьи, потекли вправо, влево по траншее. Разорвавшийся на бруствере снаряд подхлестнул их. Фельдфебель остановил лениво колтыгавшего позади всех Карке.

— Стать «смирно» и слушать приказ, — сказал фельдфебель, оттопырив ухо пилотки и прислушиваясь, не летит ли еще русская чушка.

— Стою «смирно» и слушаю, — вытянулся Карке.

— Именем фюрера приказываю, — заговорил фельдфебель, убедившись, что батарея русских умолкла. — Лично проследить, когда нашего покойного лейтенанта притащат с той высоты, где его пристукнуло, и не дать шакалам из похоронной команды растелешить его, то есть снять с него теплые вещи. Довольно им хапать. Они и так нахапали немало.

— Верно изволили заметить, господин фельдфебель, — подтвердил Карке. — Сам фюрер, наверно, дрожит без теплых вещей, а у них снизу меха, сверху меха. А за какие заслуги? Закопать мертвого и дурак сможет. Дай мне лопату, так я вам за милую душу закопаю всю дивизию.

Снаряд, просвистевший над головами, прервал монолог "национального героя", и, как только грохнул взрыв и осыпались комья, фельдфебель сказал:

— Так вот, Карке, именем фюрера приказываю: ни одна теплая вещь с лейтенанта не должна попасть в лапы зондеркоманды. Чернобурку, теплую куртку, меховую шапку, валенки, перчатки и прочее доставишь мне. Только чтоб скрытно, чтоб никто не узнал.

"Национального героя" бросило в жар и холод. Его опять грабили. Желанная чернобурка, которую он так мечтал послать любящей жене, ускользала из его рук. Вместе с ней уплывали куртка, валенки, теплые перчатки и многое другое, что он давно уже приметил на новом командире роты.

— Ты что молчишь? Отвечай! — тряхнул его за рукав шинели фельдфебель.

— Никак нет, — очнулся Карке. — Рад стараться! Все будет доставлено, только…

— Что только? Говори!

— Только я бы просил кое-что и мне. Я ведь тоже гнусь… у меня любящая жена и тетушка Клара.

— Не хнычь. И тебе достанется кое-что. Рубашка, теплые кальсоны…

— Благодарю вас, но я уже снял кальсоны с командира взвода. Мне бы, господин фельдфебель, перчатки.

— Черт с тобой. Уступаю тебе перчатки, — сказал примирительно фельдфебель. — Только смотри мне! Чтоб больше ни одну вещь не прикарманил.

— Ни в коем случае, — потряс головой Карке. — Как можно, господин фельдфебель, претендовать на ту вещь, которая понравилась твоему командиру и у которого, наверное, тоже есть любящая жена со штурмовиками на постое.

Фельдфебель вытянулся столбом и во всю глотку гаркнул:

— Смирр-на-а! За беспардонную болтовню вместо немедленных действий объявляю вам, солдат Карке, сутки окопного ареста.

— Яволь, сутки окопного ареста! Разрешите занять место в окопе?

— А приказ о снятии теплых вещей с лейтенанта ты забыл, скотина?

— Никак нет. Все помню. Чернобурка, куртка, шапка, валенки, перчатки…

— Ну так вот. Именем фюрера! На секретную операцию! Крру-гом! Шаг-гом… марш!

Карке повернулся кругом и, ударив каблуком о мерзлую землю, печатая шаг, потопал к солдатам зондеркоманды, которые уже волокли восьмого командира роты по заснеженной лощине. А фельдфебель, лично удостоверившись, что его подчиненный активно включился в борьбу за теплые вещи лейтенанта Крахта, зашел в блиндаж и при свете спиртовой плошки засел за письмо супруге, торопясь сообщить ей, что не позже как завтра утром он пошлет ей долгожданную русскую чернобурку.

Роту, которой остался временно, до прибытия девятого командира, командовать фельдфебель, всю ночь обстреливала тяжелая артиллерия. Карке был так нужен откапывать заваленных солдат, расчищать траншеи, но он явился только светлым утром. Причем был он пьян и, пока дошел с правого фланга до КП роты, раз десять выкрикнул: "Да здравствуют славные похороны полковника и лейтенанта!"

Увидев солдата пьяным и без теплых вещей, почувствовав недоброе, фельдфебель рассвирепел. Втолкнув Карке в блиндаж, он схватил его за грудки.

— Где теплые вещи? Пропил, скотина?

— Никак нет, господин фельдфебель. Его величество солдат Карке не соизволили пропить даже пуговицы со штанов покойного лейтенанта. Его угощали на похоронах какого-то нашего полковника, которого вчера ночью разорвало снарядом на части. Похороны были отличные. Шнапса — завались. Эрзац-колбасы сколько хочешь. Эрзац-сыра — хоть объешься. А похороны лейтенанта были дрянь. Скучно. Серо. Закопали, как собаку, и по рюмке не дали. Тьфу!

— Кончил? — зло процедил фельдфебель.

— Так точно!

— Где теплые вещи?

— Ах, теплые вещи! Вспомнил. Теплые вещи, господин фельдфебель, лично мной с покойного лейтенанта сняты. Он похоронен в одном исподнем.

— Мне наплевать, в чем вы его схоронили. Я вас спрашиваю, где с него теплые вещи? Где чернобурка, куртка, валенки?

— Все объясню, господин фельдфебель. Не волнуйтесь. Только вначале разрешите мне вздремнуть часочек. Я так хочу спать, господин фельдфебель! В голове шум, звон… Это же такие были похороны! Ах, побольше бы таких похорон!

Фельдфебель скрипнул зубами:

— Кусок идиота! Если ты сейчас же не скажешь, куда дел теплые вещи, я уложу тебя спать навечно. Ты понял?

— Все понятно, — ответил, трезвея, Карке. — Спать вечно желания нет. У меня, господин фельдфебель, любящая жена и был штурмовик на постое. Спешу доложить.