Семён Борзунов - С пером и автоматом

— Вот и пусть пеняют на себя, — вставил рассудительный Шерстняков. — Любишь кататься — люби и саночки возить.

Присутствующие одобрительно зашумели.

— Молодец, Дмитрич, правильно толкуешь.

— Минуточку внимания, — продолжал Чапичев. — Я не кончил говорить. И о главном еще не сказал.

Бойцы снова насторожились. По прошлым беседам они помнили, что их агитатор умеет незаметно поворачивать разговор в неожиданном направлении. Бывает трудно узнать, о чем далее поведет он речь.

— Надо помнить, боевые друзья мои, что наша месть не слепа, не безрассудна, — твердо произнес Чапичев. — Во всяком случае, месть не самоцель и, если хотите точнее, не наше оружие. Месть — оружие слабых, а наша армия — сильнейшая в мире. Послушайте, что пишут центральные газеты: «Нельзя представить себе дело таким образом, — читал он выдержку из передовой статьи, — что если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе насиловать наших женщин или заниматься мародерством, то и мы, в отместку им, должны делать то же самое. Этого никогда не бывало и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства, которое всегда отличало русского воина».

— Мы с вами ведем сейчас бои за Бреславль, — продолжал Чапичев. — Это богатейший город с большим количеством предприятий, с огромными материальными ценностями — крупнейший экономический центр фашистской Германии. Здесь немало добра, награбленного гитлеровцами в нашей стране. И у кого не вскипит от негодования сердце при виде всего этого. Однако мы не будем в припадке слепой мести разрушать заводские сооружения, приводить в негодность станки на уже отбитом у противника предприятии. Правильно говорится в газете, что мы этого не делаем и не должны делать. От такого рода мести выиграл бы только враг. Все материальные ценности, взятые у противника, должны стать государственным достоянием. Наша месть — это беспощадное уничтожение фашистских войск, когда они мешают нашему победоносному наступлению. Мстите врагу, как ваш боевой товарищ рядовой Бессмертный. Вчера, вы знаете, он уничтожил десять гитлеровцев и помог очистить от врага почти целый дом.

В памяти у всех возник этот смелый подвиг. Командир приказал Бессмертному подползти к зданию, откуда враг вел сильный огонь, и забросать его гранатами, чтобы отвлечь на себя внимание противника. Отважный комсомолец вплотную подобрался к дому и бросил в окно две гранаты. Через минуту в Бессмертного полетели ответные гранаты, брошенные немцами из другого окна. Отважный воин ловко отскочил, укрылся за углом дома, потом влез через окно и, расчищая путь автоматным огнем, выбил гитлеровцев из комнат.

— Чем крепче, — говорил Чапичев в заключение беседы, — будет у нас дисциплина, тем значительней станет сила нашей мести ненавистному врагу.

…Немецкую девочку увели в санчасть. Чапичев в тот день не находил себе покоя. Вспомнил свою семью и дочурку. Как же тяжко было ей жить в оккупации, среди врагов, которые так безжалостны даже к своим детям.

Он писал домой письмо, удивляясь долгому утреннему затишью на передовой. Уже можно было мечтать о возвращении домой. Даже при самом отчаянном и безрассудном сопротивлении гитлеровцы больше месяца не продержатся. А там…

Прежде всего Якову хотелось насладиться тишиной. Забраться куда-нибудь в горы или в лесную глушь.

И вдруг в этот самый момент откуда-то из-под развалин дома, где располагались пулеметчики, донеслись звуки баяна:

Славное море, священный Байкал…

«На Байкал! Вот куда увезу я семью отдыхать!» — подумал Чапичев, вспоминая любимые места на этом удивительном озере.

Рука потянулась к планшету. Достал блокнот. С трудом отыскал страничку, где еще можно было на полях мелким почерком что-то втиснуть.

Рождалось новое стихотворение. А может быть, победная песня. Поставив в уголке дату «3 марта 1945 года», он написал:

Неожиданно ударили немецкие пулеметы. Завыла и рядом за стеной дома разорвалась мина. Загрохотали разрывы снарядов.

Немцы начали очередную атаку — новую попытку вырваться из окружения.

Спрятав блокнот, Чапичев перебежал к притаившимся за обломками стены бойцам. «Чем яростнее атака врага, тем ближе надо быть к солдатам. — Это правило давно усвоил Чапичев. — На войне одинокого пуля находит и под землей».

Каменный дом, где засели фашисты, походил на крепость. Гитлеровцы вели огонь из каждого окна, пролома. Подступиться к этому стреляющему, огнедышащему гиганту было невозможно. Его надо было разбомбить или взорвать. Весь целиком! Но ни того, ни другого сделать было нельзя: пострадали бы свои солдаты, тесным полукольцом окружившие здание.

— Ну, а что если мы возьмем этот дом изнутри? — спросил Чапичев сидевших вокруг него солдат.

— Лишь бы коготком зацепиться, — ответил за них Шерстняков.

— Но как вы туда попадете, товарищ майор?

— Сейчас узнаешь, — ответил Чапичев. — Пойдешь со мной?

— Так если вы не боитесь, товарищ майор, то и я тоже, — ответил солдат, оправляя до черноты пропотевшую на плечах гимнастерку.

— У меня есть план, — сказал Чапичев. — Бросим перед домом несколько гранат, и, пока дым рассеивается, добежим до парадной двери. А вы здесь не зевайте, — обратился он к остальным солдатам. — Как в окне, возле двери, пулемет накроем, сразу же вперед за нами!

Метнув одну за другой две гранаты, Чапичев вместе с Шерстняковым бросились к дому. Ворвавшись в здание, снова бросили по гранате туда, откуда стреляли вражеские пулеметчики.

Почти одновременно взорвалось еще несколько гранат, и весь взвод вбежал внутрь здания.

Тем временем Чапичев со своим напарником проник на второй этаж, откуда бешено стреляли гитлеровцы.

Завязалась рукопашная схватка. Вдвоем, солдат и майор, они сумели расправиться со всеми, кто был в комнате. Но вот распахнулась дверь соседней. Чапичев не успел повернуться… Сраженный вражеской пулей, он упал на пол. Шерстняков выпустил полдиска в гитлеровца, убившего майора. Но помочь храброму офицеру, любимцу солдат, было уже нельзя.

Именно эти простые, проникновенные строки, написанные Чапичевым еще накануне войны, лучше всего украсили бы его памятник. Чапичев оправдал их всей жизнью, которая от начала и до конца была подвигом.