Семён Борзунов - С пером и автоматом

Писатель обладает даром тонкой и точной индивидуализации, умением проникнуть в тайники человеческой души. В этом секрет неповторимости его литературных образов.

Талантливое творчество Михаила Алексеева отличается к тому же смелостью постановки важных социальных проблем, отмечено подлинной партийностью. В книгах, статьях, докладах, литературных дискуссиях Алексеев не изменяет ясности и твердости своей мировоззренческой позиции. Он ярый противник всякого нигилистического брюзжания, очернительства и конъюнктуры, попыток протащить в литературу чуждые нашему народу взгляды.

Являясь главным редактором столичного литературно-художественного журнала «Москва», Михаил Алексеев ведет большую общественно-политическую работу. Он член Президиума Верховного Совета РСФСР, секретарь правления Союза писателей Российской Федерации, член Московского городского комитета партии, член Комитета по государственным Горьковским премиям, участвует в работе ряда других общественных комиссий Союзов писателей и редакционных советов издательств.

Талант Михаила Николаевича Алексеева в полном расцвете. Нас ожидают новые интересные встречи с алексеевскими героями. Впереди у писателя большие и интересные творческие планы. Впереди борьба, труд, новые вершины мастерства, новые книги о народе и для народа.

1968–1972 гг.

Солнце уже высоко поднялось над дымным горизонтом, когда Сергей Деревянкин голодный, измученный и грязный вернулся из полка, который с тяжелейшими боями форсировал Дон и занял плацдарм на его западном берегу. Надо бы хоть немного поспать, поесть, обсохнуть, успокоиться… Надо! Даже солдаты, участвовавшие в штурме вражеских позиций, после боя приводят себя в порядок, отдыхают. А он не может. Никак, ни при каких условиях. Журналистский долг требует, чтобы обо всем увиденном и пережитом было сегодня же напечатано в газете. Вся дивизия должна узнать о событиях происшедших ночью, о наиболее отличившихся солдатах и командирах. О новой победе советского оружия.

Сергей сам это прекрасно понимает. А тут еще редактор стоит «над душой» и вопрошающе смотрит на него: газету, мол, уже давно надо запускать в печать, а полоса, оставленная для очерка Деревянкина, пустая. Никто же кроме тебя не напишет. Так давай садись, пиши…

Ждет машинистка, ждут наборщики, печатники, экспедитор, работники полевой почты…

Ждут тысячи читателей. Все ждут, а ты медлишь…

Деревянкин с трудом разомкнул веки, взглянул на стоящих вокруг него товарищей и тяжело опустился на пенек, рядом с которым были замаскированы наборные кассы.

А ноги гудят, ломит руки, стучит в висках. Голова словно чугунная. И все же надо заставить себя вспомнить все как было. Сначала и до конца. Со всеми подровностями. Во всех деталях. Вспомнить и написать. Надо, Сергей. Надо!

Деревянкин резко встряхивает голову, прижимает ладони к вискам, напрягает память и перед его мысленным взором оживают картины вчерашнего дня…

— Батальон, смирно! — и, повернувшись направо, старший лейтенант Даниелян, стараясь не показать, как болит раненая нога, и потому ступая особенно четко, торжественным строевым шагом подошел к стоявшим поодаль командиру полка Казакевичу и комиссару полка Мурадяну.

Утреннее донское солнце скользило по истрепанным, но щегольски начищенным сапогам комбата. Правая нога заныла, но Даниелян, словно в отместку за боль, жестче отрубил последние шаги и вскинул руку к выцветшей, ладно сидевшей на голове пилотке:

— Товарищ подполковник! Батальон по вашему приказанию построен!

— Вольно! — отдав честь, скомандовал подполковник.

— Вольно! — обернувшись к поредевшему в недавних боях батальону, по-мальчишески звонко и задорно выкрикнул комбат, знавший, как важно голосом, выправкой, улыбкой поддержать своих ребят.

Сам старший лейтенант Даниелян некоторое время оставался в положении «смирно», внимательно глядя на бойцов, на командира роты лейтенанта Антонова, на взводного младшего лейтенанта Германа, на отличившихся в контратаке солдат Захарина, Бениашвили, Черновола. И они, видя блестящие глаза комбата, уловив нечто чрезвычайное и в его голосе, и в стойке «смирно», сами еще больше подтянулись. И хотя батальон не сдвинулся с места, он будто стал плотнее, точно и погибшие и раненые — все до одного заняли свои места и приготовились слушать командира полка.

— Друзья!..

Еще на рассвете подполковник с комиссаром полка тщательно обдумал свою речь, но начал сейчас еще теплее, потому что ощутил такую слитность бойцов и офицеров с собой, такое единство, которое исключает всякую официальность. Он прошел с фланга на фланг, остановился и в третий раз как-то уж очень доверительно и тихо сказал:

— Дорогие друзья!..

И остановился. Замер перед батальоном, как перед знаменем. Точно произнося слова присяги, он заговорил твердо и уверенно:

— В недавнем бою вы доказали, что ваш батальон стоит целого полка. Ни один раненый и убитый не упал лицом на восток, только на запад. Вы смогли выдержать то, что не смог вынести металл. Броня сплющивалась и плавилась, а вы стояли. И наш фланг, весь наш фланг устоял, потому что ваше мужество было беспримерным. Многие отличившиеся представлены к наградам. Но все вы, все как один, заслуживаете самой высокой похвалы и самого высокого доверия.

Тут политруку — корреспонденту газеты «Красноармейское слово» Сергею Деревянкину показалось, что подполковник одобрительно посмотрел и на него, Сергея, тоже дравшегося южнее Воронежа и потом в силу своих способностей сумевшего описать в газете замечательные подвиги своих товарищей.

— Еще не затихли выстрелы, а ваши боевые дела уже вошли в историю, — продолжал командир полка Павел Константинович Казакевич. — И листки нашей дивизионной газеты будут в грядущем перечитывать, как страницы легенд. Спасибо! Я обнимаю вас всех, обнимаю взглядом и сердцем эту придонскую землю, истерзанную, измученную, окровавленную. Я знаю, что Родина и партия могут положиться на нас и впредь. И они положились на нас: они доверили нам и вашему батальону первым начать форсирование Дона, начать переправу, чтобы обезглавить вражескую оборону на том берегу, чтобы стать первыми в наступлении, которое будет, клянусь вам своей честью, будет!..

Подполковник уступил место комиссару, и майор Мурадян, четко выговаривая слова, продолжил мысль командира полка:

— Партия бросила клич «Ни шагу назад!». И мы откликнулись. Теперь приближается, близок день, когда мы услышим: «Вперед!» И от того, как, — он особенно подчеркнул это слово, — от того, как будут действовать передовые группы, зависит исход наступления. Форсировать Дон в районе Селявного — трудная и опасная задача. Сейчас мы никому не приказываем. Мы хотим создать группу добровольцев. Нужна разведка боем, которая положит начало всему. Я верю, что, как и всегда, коммунисты и комсомольцы будут первыми. Но предупреждаю, что требуются не только отличные солдаты, но и отличные пловцы и даже альпинисты. Вон там гора Меловая, — и он указал вдаль, где на том берегу возвышалась гора. — Меловая — первая точка, которую мы должны будем взять, закрепиться и, господствуя над окружающей местностью, прикрывать огнем остальных переправляющихся… Добровольцы есть? Два шага вперед!