Евгений Кукаркин - Среди нас выживает сильнейший. Книга 2

— Колька, — она повисла на моих плечах.

Мы бешено целуемся и успокаиваемся не сразу.

— Я уже здесь второй день, а ты, говорят, там бродишь…

— Как Аленушка?

— Нормально. Бабка Агния в диком восторге, меня совсем оттеснила от дочки. Я вынуждена удрать из дома.

— Испортит она ее.

— Нет, уверена, все будет в порядке. Ты меня возьмешь в следующую операцию?

— Нет. Ты потеряла некоторые навыки, их надо восстанавливать.

— О чем ты говоришь, я по прежнему отлично стреляю, могу пробежать десяток километров…

— Вот в этом я неуверен.

— Ладно, я согласна, надо чуть восстановить форму. Пошли к столу, я сообразила такой ужин, закачаешься.

Утром я опять в штабе. Полковник долго не принимал, но вот из его кабинета вышло несколько незнакомых мне офицеров и он пригласил меня.

— Ну что, шайтан, жена из тебя не все соки еще выпила, — усмехается он.

— Конечно, нет.

— Это хорошо. Вот здесь, до тебя, сидели умные ребята из одной организации и сказали одну интересную мысль. На турецкой карте, которую ты принес, есть арабское название одной местности, «Черный юрт», почти как Черная палатка, черное жилище, а может и нора. Хочу я предложить тебе прогуляться туда. Нет, нет, нет, только не сейчас. Надо подготовится, отдохнуть, набрать еще информации и… через три дня. Вот он кружок, смотри.

Карандаш полковника давно уже обвел круг зеленого массива на карте. Я вытаскиваю из планшетки свою карту и тщательно сверяю названия. Там такого даже нет.

— В наших нет, поселка с названием Черный юрт.

— Точно нет. Есть другое название Криница. Мне объяснили, что до тридцатых годов, это село называли Черный юрт. После переименовали по требованию Берии.

— Неужели, так легко мы его нашли?

— Вот тебе и надо разобраться в этом. Криница у нас не числится, как мятежное село или не лояльное к государству. Во время второй чеченской войны, местные жители выгнали банды из своего района и их никого не тронули. Но время меняет все, за пять лет в тихом селе уже два случая убийств местных активистов, смена двух председателей сельсовета. Так что, там тоже страсти кипят.

— Хорошо, я пойду. Что-нибудь от Лило, дочки Захри, известно?

— Пока ничего. Допросы ни к чему не привели.

— Можно я с ней поговорю?

— Думаешь, что ты что то из нее вытащишь?

— По крайней мере, хочу.

— Ладно, я устрою вам встречу.

Полковник набирает телефон и услышав голос в трубке с усмешкой отвечает.

— Мишка, старый черт, никак простудился… Да…, да…, говори. Как дела?… Ах ты старая перечница, приезжай ко мне я тебя вылечу… Чего звоню? Да вот по поводу снайперши… Уже знаю, пока ничего… Я хотел бы, чтобы с ней переговорил мой разведчик… Не знаю, как получится… Хорошо, он сейчас к тебе приедет. Пока.

Полковник кладет трубку и смотрит на меня.

— Они не очень любят, когда армейские впутываются в следствие, так что при твоем допросе, будут посторонние… Бери мой газик и дуй в тюрьму.

В небольшой зарешетчатой комнате, я не один. У двери устроился капитан. Это тип долго пытался выяснить, что я хочу от пленницы и, так ничего не поняв, теперь с пренебрежительной рожей смотрит на меня. Солдат вталкивает девушку в комнату и тут же исчезает за дверью. Лицо Лило отмыли и меня поразила красота этой молодой женщины. Только синяк на лбу и потухшие глаза говорят о том, что она за прошедшие дни натерпелась многого.

— Садитесь, Лило.

Она вздрагивает и пытается осмысленным выражением посмотреть на меня. Садится на стул и нервно потирает кисти рук.

— Вы кто? Откуда меня знаете?

— В последнем бою, ваш отец умер у меня на руках. Перед смертью, он просил, чтобы я пощадил вас.

— Лучше бы меня пристрелили…

— Я пытался спасти тогда и вашего брата, но он сделал неверное решение…

— Мой брат погиб, как настоящий мужчина.

— А ваш отец, хотел его спасти тоже.

— Это неправда.

— Правда, он заплакал, видя, как бессмысленно погиб его сын.

Лило закачалась на стуле.

— Вы врете, это неправда. Отец, сын Аллаха, и не мог молить неверных о пощаде.

— Я не буду вас разубеждать, просто четко вижу ту картину, которая была в последнем бою и рассказываю о ней.

Мы замолчали и Лило затихла, прекратив дергаться.

— Вообще то я пришел к вам с другим делом. Вы можете не отвечать, но вопросы, которые я буду задавать, не касаются секретов вашего отца или других. Давайте поговорим на посторонние темы, вы не против?

Девушка молчит, но на лице ее затухла маска тупости и она насторожилась.

— Вопрос первый. Что вы делали в Петрищевском?

— Мы там не были, — вдруг ответила она.

— Я вел ваш отряд от туда до засады.

— Значит это были вы? Так это вы навели на нас федералов? Отец называл вас Шайтаном.

— Да это был я.

— Когда нам по радиотелефону сообщили, что нас засекли и что сзади нас Шайтан, никто не поверил.

— Так что вы делали в Петрищевском?

Она молчит, я тоже жду. Проходит минуты две и Лило вдруг заговорила.

— Отдыхали, приняли в отряд шестерых местных добровольцев, добыли патронов, еды и пошли делать засаду на дороге.

— А до Петрищевского, где вы были?

— Да много где, на базах в лесах, в разных селах, поселках, городках… Даже не упомнить где.

— А в Черном Юрте были?

— Были.

— Там тоже отдыхали?

— Нет, там мы пробыли недолго, часов пять, потом ушли…

— Что вы за эти пять часов делали?

— Ничего. Я спала, папа куда то бегал, а брат болтал с парнями.

— А куда папа бегал?

— Не знаю, он не говорил.

— Село, в основном, за вас? В смысле, за… бандитов.

— Мы не бандиты, мы борцы за истинную веру. По поводу села, могу сказать одно, оно как и везде, расколото на две части, но живут пока мирно, никто не хочет крови сородичей.

— А я слышал там двоих чеченцев убили свои.

— Все может быть, кто убил — больше не придет в это село. Иначе его растерзают, даже среди бела дня.

— А родня убийц, они как?

— Им дают время, чтобы они исчезли, потом если попадутся, уже сами виноваты.

— А не чеченцев, арабов в селе не было?

— Может и были, я все проспала. Хотя, когда уходили из села, видела двух, сидели на улице и читали молитву.

— Но вот вы, когда пришли в село, с оружием в руках, вам не было страшно, что вас предадут или попадете в засаду?

— Не было. Там почти все вооружены, хотя на нас с ненавистью и смотрели некоторые, но никто оружие не применял. Я говорю, это нейтральное село. Федералы и милиция его не трогают, а жители стараются не задевать федералов.

— А старший, кто в селе?

— Не знаю. Был один старик, похожий на старшего, все ворчал на нас, но потом ушел.

— Ну а хоть комендатура, есть?

— Есть, Там у нее всегда много народа, но и вооруженных полно. Мы к ней не ходили. Я говорю, мирное село.