Андрей Серба - Тихий городок

— Как дела, друже? — встретил эсбист вопросом Гурко.

— Все в порядке, Чумарзин снова спать завалился. А вот хлопцы твои маленько распустились. Валяются в кустах и цигарки вовсю смолят.

Он не договорил, потому что Шершень с перекосившимся от ярости лицом перебил его.

— Где валяются? Как это смолят?

— Валяются в кустах напротив бункеров и смолят…

Шершень вскочил с топчана и очутился у двери.

— Прости, я мигом.

Войсковой старшина усмехнулся. Не хотел бы он оказаться сейчас на вашем месте, хлопчики с трезубами. Однако самое неприятное ждет вас позже, когда Шершень узнает об исчезновении Чумарзина и обвинит вас в том, что вы демаскировкой провалили операцию по его аресту.

Гурко взглянул на часы — мнимый Чумарзин должен быть у него в бункере через полминуты. Поэтому необходимо выйти наружу: может, понадобится на пару минут задержать у двери разговором возвращающегося из подлеска Шершня или другого непрошеного гостя.

— Слушаю вас, пан капитан.

Вильк, ставший после гибели Хлобуча командиром бригады и сейчас принимавший его дела, посмотрел на застывшего у входа поручника, коменданта штаба бригады.

— Я хотел бы иметь информацию об офицерах и жовнежах, содержащихся под стражей.

— Вам представить полный список арестованных?

— Нет. Меня интересует, имеются ли среди них арестованные по политическим мотивам?

— Да. Сержант Пославский. Числится за капитаном Матушинським.

— В чем обвиняется?

— Капитан подозревает, что сержант связан с местными «люблинцами».

— На чем основаны подозрения?

— Как вам должно быть известно, среди жовнежей и части офицеров бригады в последнее время получили распространение… как бы это точнее выразиться? — симпатии к Красной Армии. Как считает капитан Матушинський, сержант осуществлял тайную связь между бригадной прокоммунистической оппозицией и новыми польскими властями.

— Сержант коммунист?

Поручник иронически усмехнулся.

— Если бы это удалось установить, он уже не числился бы среди арестованных.

— Мне необходимо поговорить с сержантом. Сейчас, здесь.

— Так есть, пан капитан. Он будет у вас через несколько минут.

Сержант был высокого роста, с типично крестьянским лицом, с выправкой кадрового жовнежа. Густая щетина, длинные усы, крепко сжатые губы… Сержант как сержант. «Что ты за человек, — размышлял Вильк. — Можно ли тебе довериться в деле, которое задумал? На этот вопрос не ответит, кроме тебя, никто, и поэтому нужно рисковать».

— Сержант, вам известно, что теперь командир бригады — я?

— Так есть, пан капитан.

— Откуда? Как мне сообщили, вы содержитесь в одиночном заключении.

Сержант пожал плечами.

— Меня охраняют жовнежи. Такие же, как я.

— Такие в чём? По политическим убеждениям?

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Капитан Матушинський считает, что вы коммунист или сочувствуете им. Больше того, он убежден, что вы являетесь связником коммунистов. Это так?

— Нет не так, пан капитан.

— Если вы сказали правду, это очень плохо. Знайте, я пригласил вас не для допроса, а чтобы вы оказали мне помощь в одном важном деле. Наш дальнейший разговор возможен лишь в случае, если вы коммунист или можете меня с ними связать. Я могу приступить к изложению существа моего дела?

— Пан капитан, повторяю: пан Матушинський и вы принимаете меня не за того человека.

— Жаль, сержант, очень жаль. Но, может, вам все-таки будет интересно услышать, с чем я собирался к вам обратиться?

— Почему не послушать? С удовольствием послушаю.

— Если вам известно о смене командования бригады, вы должны знать и о смерти майора Хлобуча?

— Так есть, пан капитан.

— Как вы думаете, почему он убит?

— Майор Хлобуч собирался признать правительство в Люблине и вступить в Войско Польское. И такие, как капитан Матушинський, уничтожили майора руками своих дружков-оуновцев.

— Как вы считаете, что случится со мной, новым командиром бригады, если я, как и майор Хлобуч, захочу порвать с Лондоном и воевать не с русскими и своими соотечественниками-коммунистами, а с нацистами?

— Вы разделите судьбу предшественника.

— Вы прозорливы, сержант. Чтобы ваше предсказание не оправдалось, я должен опереться на силу, с которой мне не будут страшны ни Матушинськие, ни их дружки — украинские националисты.

Сержант на цыпочках приблизился к двери, рывком распахнул ее. Маленькая комнатка-приемная перед кабинетом командира бригады была пуста. В ней отсутствовал даже дежурный офицер.

— Пан капитан, где гарантия, что вы говорите правду? — спросил сержант, возвращаясь к Вильку.

— Слово чести шляхтича и польского офицера.

— Я предпочитаю другие гарантии. Например, такую.

Сержант протянул руку к поясу капитана, расстегнул кобуру. Достал кольт, вытащил из него обойму, проверил её и вставил снова в рукоять. Передернув затвор, сунул пистолет себе в карман.

— Если я вас правильно понял, пан капитан, вам нужен руководитель коммунистов, находящихся в бригаде?

— Да. Причем в ближайшее время.

— Где вы намерены встретиться?

— Безразлично.

— Ждите его в этом кабинете. Но если вы действуете заодно с Матушинським, ваша затея закончится плохо…

В тревожном ожидании прошло четверть часа, сорок минут, час. Наконец в дверь постучали.

— Войдите.

На пороге стоял капитан, начальник разведки бригады. Кадровый офицер довоенной армии, хороший знакомый Вилька, никогда не интересовавшийся политикой. Как не вовремя он явился!

— Разрешите, пан капитан?

— Я не вызывал вас, — сухо ответил Вильк.

— Знаю. Я пришел вернуть вам это.

Начальник разведки протянул Вильку ладонь, на которой лежал его кольт, унесенный сержантом.

— Значит, вы… — неуверенно начал Вильк.

— Да, я тот, с кем вы хотели встретиться, — закончил за Вилька начальник разведки. — Как видите, мы поверили вам.

— Никогда не предполагал, что вы коммунист.

— Вы правы, я никогда им не был. Я просто честный польский офицер, который не желает быть дезертиром, когда польская армия сражается против тевтонов.

— Мне кажется, мы поймем друг друга. Подходите ближе, — сказал Вильк.

Впереди, где находился головной дозор, раздался пронзительный стрекот сойки, дважды прокуковала кукушка. Сигнал опасности! Кондра положил палец на спусковой крючок автомата, заскользил между стволами деревьев к дозорным.

Они лежали среди камней на краю маленькой галереи, нависшей над узким ущельем. По его дну, в десятке метров ниже казаков, двигалась цепочка людей в маскхалатах. За спинами рюкзаки, на головах немецкие каски, в руках автоматы. Швабы! Точнее, вервольфовцы, орудующие в наших тылах. Опасное зверье! Что-то их многовато для обычной разведгруппы. Сержант уже насчитал десяток врагов, а они все продолжали появляться из-за большого скального обломка, наполовину загородившего проход по дну ущелья. Пятнадцать швабов! Но что это? Вместо привычного пятнистого цвета маскхалатов перед глазами возник серый цвет цивильных плащей. Гражданские? Здесь, в горах, в одной компании с вервольфовцами? Интересно, что за птахи?